Творчество выксунцев

Сказки уличного фоноря

Динозавр

Родители маленькой Риты купили квартиру из трёх комнат на третьем этаже пятиэтажного дома. Из окна своей новой комнаты девочке, поднявшись на цыпочки, нравилось смотреть на новый двор, где играла ещё незнакомая детвора и ходили в разных направлениях совсем незнакомые взрослые. А недалеко от окна, прямо напротив него метрах в десяти стоял Уличный Фонарь. Как старичок сгорбившись, а может как галантный молодой кавалер в поклоне он, после дневного сна с наступлением темноты приветствовал радостно двор.

- Привет! Привет! Да будет свет! – мерцал Уличный Фонарь.

- Приветик! – говорила Рита ему каждый раз, когда вечером смотрела в окно, и как-то поведала. – Я болею.

- Не правда, - моргнул сразу Уличный Фонарь.

- Почему – неправда? – удивилась девочка. - У меня температура, кашель. Кхы! Кхы! Вот.

- Потому что, - поведал Уличный Фонарь, - мы болеем ровно на столько, на сколько верим, что болеем. Закрывай глаза и думай, что ты уже здорова и, когда проснёшься завтра утром, будешь бодрая и здоровая. А я расскажу тебе историю о динозавре, который думал, что он...

- О динозавре! – обрадовалась Рита.

- Угу, - мигнул Уличный Фонарь. – Посмотри на меня. И я на самом деле не фонарь, а динозавр с длинной шеей.

- Да? – воскликнула Рита и закашляла.

- Тихо, тихо, - успокоил её Уличный Фонарь. – Это я так, фантазирую. И вот история про ещё одного фантазёра. Очень давно, когда не было ещё на земле людей, жил один динозавр вместе с такими же гигантами в тёмной сырой пещере. И, выходя из неё и наблюдая в ярком красочном небе за птицами, захотел иметь то, что есть у них – крылья и часто представлял себя парящим в небе под тёплым ласковым солнцем. И, со временем заметил, да и все заметили, что на спине появились два горба и нос начал удлиняться – жуть! Сородичи испугались этих его перемен и выгнали из пещеры. Так стал он жить отшельником в лесу, тоскуя, пока не начались долгие ливни. Они шли дни, недели, пока не затопили всю землю вместе с родной пещерой динозавра. Он залез на дерево и сидел там, пока волна не скрыла последнюю ветку. И уже по колено в воде динозавр увидел среди дождевых струй в тёмном небе – птиц. Ему так захотелось к ним, что он подпрыгнул и полетел. Да, Да! За время жизни в лесу у него выросли крылья. Счастливый динозавр полетел за птицами и после долгого полёта над водой он приземлился на скалу, где к удивлению своему встретил таких же крылатых динозавров мечтателей. Среди них он нашёл себе и подругу. А через время у них вылупились из яиц крылатые динозаврики. Вот так вера что у тебя уже есть то, что ты хочешь, спасает и здоровье и жизнь, - закончил историю Уличный Фонарь.

Но девочка уже не расслышала последнюю фразу, потому что заснула. И приснился ей красочный мир из далекого прошлого, где жили одни динозавры. Огромные и поменьше, с длинными шеями, рогами и страшными зубами. Одни паслись на лугу, другие охотились, а третьи, самые красивые и грациозные летали в небе.

А когда Рита проснулась утром, на самом деле почувствовала себя лучше. Она встала с постели, подбежала к окну, за которым стоял, словно динозавр Уличный Фонарь. И – спал. Потому что, в отличие от некоторых существ, вёл ночной образ жизни.

Дом

Знаете ли вы, что дома растут из кирпичей?

И маленькая девочка Рита знала, потому что ей рассказал об этом Уличный Фонарь за окном. Рита решила вырастить свой дом и сказала об этом папе.

- Ну, - протянул многозначительно отец. – Нужно посадить кирпич и поливать. Всё просто.

- А пошли? – не терпелось Рите вырастить свой дом.

- Ну, пошли, - вздохнул отец и, подумав, ещё добавил. – Я знаю место посадки.

На пустыре, за забором они закопали нашедший здесь красный кирпич и Рита ещё полила его из лейки.

- Ну, придём через неделю, - сказал отец, - и ещё польём.

- Почему так поздно? – обиделась Рита.

- Дом растёт медленно и не нужно ему мешать, - ответил хитро отец.

И, правда, через неделю дом поднялся из земли. Только рядом ходили люди и, как думала девочка, мешали его росту.

- Что, опять через неделю? – предположила Рита.

- Теперь дольше. Мы же едем к морю. Как раз, когда вернёмся, то дом и вырастит, - ответил дочери отец.

Через две недели они увидели на этом месте красавец дом с красной металлочерепичной крышей. В нём, как принято, уже поселились люди.

Рита радовалась выращенным домом и очень гордилась, что смогла помочь людям обрести жильё.

А фонарь, узнав о выращенном доме, поведал девочке, что вера в чудо есть самое прекрасное чувство на свете, особенно когда осуществляется то, чего ожидаешь.

Ломтик

Ломтик ржаного хлеба родился не вместе с буханкой в печи хлебозавода, не из-под ножа женщины на кухне, отрезавшего его одним резким движением, а после намазав подсолнечным маслом, посолив и отдав своему маленькому сыну. А тогда, когда мальчик, вынеся его во двор, уронил на землю. В момент падения грязный ломтик вдруг осознал своё “я”, свою самость.

- Я - есть! – крикнул, как мог, ломтик своей поджарой коркой, но никто его не услышал, даже плачущий рядом ребёнок.

Так ломтик пролежал некоторое время в песке, слушая щебетание птиц и шум моторов, рассматривая мир – деревья, многоэтажный дом, небо, солнце. Как высоко, любовался он солнцем и мечтал быть таким же большим и круглым.

Вот собака схватила ломтик зубами и понесла куда-то. Но не долго, на неё набросилась другая, пытаясь отнять еду. Ломтик выпал из собачьей пасти в траву, откуда его сразу подобрала прилетевшая ворона к жалости собак.

- Вероятно, - думал ломтик вслух, поднимаясь всё выше. – Этот двор делится на две части: одни едят других. И я в числе вторых.

- Рождение определяет участь, - рассуждал он в гнезде из прутьев. – Меня же никто не спрашивал, хочу ли я родиться ломтиком. Как, наверно, никто не спрашивал ворону или собаку.

- Но вот смешно! – смеялся ломтик прокушенной дыркой. – Все живут так, как будто это они сами хотели родиться тем, кем являются.

Как только ворона собралась съесть ломтик, раскрыв широко клюв, дети выстрелили из рогатки по гнезду и оно рассыпалось.

- Да, странно, - тяжело дышал ломтик, падая обратно в траву. – Я никак не могу исполнить свою миссию – быть съеденным. А, может, моё время ещё не пришло?

Ломтик упал в муравейник, не задев ни одного муравья.

- О! – воскликнул он своей потрескавшейся коркой. – Теперь мои мучения закончатся и, наконец, меня съедят.

Но, к сожалению ломтика, муравьи не стали его есть, а затащив глубже к себе в жилище, укрепили уже изрядно засохшим хлебом крышу.

Сначала ему не было скучно в полутьме этого домика. Наблюдая за жизнью муравьёв, ломтик понял, что, оказывается, жить - это не только для того чтобы есть, а ещё чтобы просто бескорыстно помогать другим, как, например, он помогает муравьям согревать жилище.

Прошло жаркое лето, пронеслась дождями осень.

В полутьме ломтик начал грустить, захандрил. Он перестал наблюдать муравьёв и заснул.

И приснилось ему золотое волнующееся на ветру ржаное поле под голубым легкооблачным небом со стремительными ласточками, с разрезающей пыльной дорогой, величественными соснами, стрекочащим вдалеке и приближающим новую жизнь колосьев комбайном.

Незаметно и тихо прошептала снегом зима. И с весенним теплом ломтик почувствовал – что-то давит снизу. Это давление с каждым днём усиливалось, уже продвигая ломтик вверх, и вот уже он вылез на свет, а вот чуть поднялся над муравейником и выше, выше, ему уже был виден весь двор. И ломтик обнаружил что он – подсолнух! Он понял, что за свою помощь муравьям он стал красивым и круглым, словно солнце.

Он и сейчас стоит счастливый с южной стороны двора. Кто захочет, может сходить и посмотреть.

Диск

Вот оно где наслаждение – когда тебя чистого и ровного, играющего бликами люминесцентных ламп укладывают на фабрике пластмассовую коробку с гордой надписью Эрве, когда красуешься в витрине магазина, когда ещё болванкой чинно въезжаешь в компьютер и ложишься под щекочущий лазерный луч на первую запись.

Информация! Это бог, творящий свой мир, делающий из цифрового хаоса стройный порядок нулей и единиц. Он помазывает на царство в чреве компьютера.

Но не все желают быть подданными. Особенно если появляешься в светлом офисе, где и так царит надменность.

- Какой не постоянный! – играл здесь бликами на полке лицензионный диск с игрой. – Меняет информацию словно осыпавшиеся магнитные дискеты. Как можно?

- Но внешне он похож на нас, значит равноценен, - светил ему музыкальный диск.

- А внешность ничего не значит, - влез в разговор системный диск Виндоус. – Главное, внутренний мир и твёрдые убеждения. А у него одни метания: то музыка, то тексты, то игры. И поэтому, на нём название-то нельзя написать. Нет у него имени. А имя – это главное в жизни.

Но, наверняка, в тайне они завидовали переписываемому диску. Ведь в отличие от одноразовых, всё время пребывающих в шкафу, он бывал в разных местах, видел многое, узнавал большее.

И так жил наш одинокий диск какое-то время, странствуя по приводам домашних и рабочих компьютеров, пока не появилась в шкафу флешка Юэсби. Блестящий верх, розовая юбка, тонкая талия, изящная ножка - наш диск влюбился в неё с первого взгляда. И она ответила ему взаимностью.

- Вы совершенны и грациозны! – подмигивал отверстием диск комплименты.

- Ах, что Вы! – нагревалась флешка от смущения. – А Вы такой прозрачный и честный. С Вами легко и надёжно.

А как завидовали их любви другие диски! Даже стали молчать больше.

Правда, любовь омрачали частые расставания. По началу, чаще флешка ждала диск дома, со временем он стал оставаться в шкафу в ожидании подруги. И ревновать.

В один из вечеров на полке появился в голубой коробке красавец Блюрей. Ёмкий и быстрый, он надменно завладел сердцем флешки. И она разлюбила нашего Эрве.

Теперь кто-то из старых дисков ему сочувствовал, поддерживал словом. А кто-то усмехался над ним.

Эрве стал унылый, плохо читаемый приводами, потом совсем зачах и перестал записываться. И, в конце концов, хозяин раздражённый бесполезностью нашего диска выбросил его в мусорную корзину.

- Эх! Вот что значит быть непостоянной и менять привязанности, разлюбить одного и полюбить другого, - печально сверкнул диск Сиди вслед летящему в корзину. – Бедное разбитое сердце! Ах, женщины!

- Ну, знаете что! Сердцу не прикажешь, – скрипнула сентенцией старая дискета.

- Вы не правы, - замигав красным глазком, возразила компьютерная мышка. – Надо хранить свою любовь. Да, мой милый? – спросила она коврик под собой и сильнее к нему прижалась.

Коврик с нарисованной бабочкой ничего тогда не ответил мышке, потому что устал от её болтовни. И потому что всё равно деваться ему от неё было некуда.

Старый телевизор

В одной семье купили новый телевизор, блестящий и плоский. Потому что старый телевизор с маленьким пузатым экраном, монофоническим звуком и деревянной обшивкой стал старым. Говорили, что он уже не соответствовал времени.

Как радовались дети, щёлкая пультом и переключая каналы! Как радовались и гордились своей покупкой родители, легко отнеся старый телевизор в подвал, где уже томились ненужные старые вещи.

- Нашего полку прибыло! – гремел тогда механизмами катушечный магнитофон со сломанным переключателем и радостно дёргал стрелками индикаторов уровня записи.

- Кого прибыло? – хлопала не закрывающейся крышкой глухая аналоговая видеокамера.

- Вспоминаю этот телевизор, - поворачивались валы магнитофона. - Нас покупали вместе, но меня спихнули в этот подвал раньше. Вот ведь несправедливость! – возмущался он. – Кто-то лишь три года служит, а кого-то и десять лет держат на центральном месте в доме.

- Радуйся! - пищал ему длинноволновый приёмник, - что не на помойке оказался, где тебя бы крысы доели.

А грустный телевизор молчал, из-под покарябанной крышки посматривая на обитателей подвала. Ему было очень обидно за то, что его, ещё исправного выпихнули из жизни и страшно, что дальнейшая жизнь будет протекать в этом тёмном холодном месте.

- Несправедливо время, - как-то в одну из ночей проскрипел он корпусом.

- Точно, – нажал несколько оставшихся кнопок мобильный телефон. – Время это враг техники. Оно безжалостно старит и ломает нас, заменяет нашего брата на новые, более совершенные и молодые.

- А кто придумал время? – чуть услышав, хлопнула крышкой видеокамера.

- Время придумали учёные, - колыхнулись кнопки телефона. - Те, что изобретают всё новые и новые аппараты, - ответил телефон.

- Значит, - решила видеокамера. – Если не придумывать ничего нового, время остановится.

- Скорее всего, скорее всего… – многозначительно дёрнулись кнопки телефона.

И все задумались, погрузившись снова в тишину.

В тишину, где в лунных струях света из окна летали пылинки. Они кружились, поднимались вверх и опускались вниз, в конце концов, садясь на обитателей подвала. Каждое их движение отсчитывало время, словно секунды, будто мгновения. И наблюдая за одной из них, осевшей и остановившейся, казалось, время остановилось. Но вот летели другие, за ними ещё и ещё.

- Так никогда не будет, - вдруг всколыхнул тишину наш проживший с людьми долгие годы телевизор. – Я знаю людей, вся их жизнь это бег от тоски. И для этого им нужно всегда что-то новое.

- Вот ведь как! – сверкнул лунным блеском на экране телефон. – А я всегда подозревал, что люди чужие в этом мире. Страдания, болезни и смерть. Чтобы хоть как-то облегчить свою участь, людям нужны развлечения, всё более совершенные.

Однажды в подвал принесли компьютер ноутбук. Он дремал, чуть подёргивая крышкой, потом услышав разговоры, поднял её, зевнул, медленно поднял крышку и выдал сердито на мониторе:

- Ну, никакого покоя нет. Уж, на пенсии, а всё равно дёргают.

- Ты рад, что оказался здесь? – щёлкнул переключателями наш телевизор.

- Конечно! Да здравствует покой!– почему-то сразу обрадовался выгоревшими пикселами компьютер. – Я работал круглосуточно, сидел в интернете день и ночь и очень устал, уже не выдерживая современные системные требования.

- А покопайся, пожалуйста, в своей памяти, - переключал каналы телевизор. - Нет ли там сведений о месте, где нет времени?

Компьютер долго трещал винчестером и показал непонятные слова:

- Ворд, эксель, тетрис в реальном времени. Всё в реальном времени, в реальном вре… - закрыл монитор и захрапел.

И все с сожалением и непониманием долго смотрели на этот маленький толстый ноутбук, который сладко дремал, улыбаясь, чуть подёргивая крышкой монитора.

Так за разговорами и воспоминаниями прошло много-много дней и ночей, опустившихся как пылинки на вещи в подвале и выстилившие собой толстый слой лет, когда в подвал принесли тот самый блестящий телевизор с плоским экраном, который всё время обиженно плакал пластмассовыми слезами и вонял горелым:

- Это всё телевизор на жидких кристаллах! Висит теперь на стене и усмехается.

А наш пузатый телевизор не был ни на кого обижен, потому что понял за эти годы в подвале, что время никого не щадит. И рано или поздно молодые становятся старыми, на их место приходят другие, которые тоже стареют, потом другие, и так без конца.

И в один день, очень устав от разговоров старый телевизор уснул и проснулся в светлом тёплом большом зале с белыми колоннами.

Оглядевшись, он обнаружил, что стоит за стеклом. И в зале встретил уже знакомые по подвалу аппараты – видеокамеру с закрытой крышкой, магнитофон с исправным переключателем, телефон со всеми кнопками, которые тоже были удивлены своему чудесному появлению здесь. Было ещё много других устройств, ранее неизвестных телевизору, но радушных и благожелательных.

И телевизор понял, что это и есть место, где нет времени, то самое счастливое место, куда попадают все, честно прожившие своё время устройства.

- Музей открыт! – услышал телевизор фразу вошедшего в зал человека, за которым зашли другие люди и подошли к стеклу, за которым был телевизор. Чтобы восхищаться им, чтобы наслаждаться им, чтобы любить.

Сон велосипеда

В одну из холодных ночей, валяющемуся на чердаке старому велосипеду приснился сон. Будто он горный велосипед мчится вверх и вниз по петляющей тропе, вдоль летящих назад сосен под сиреневым небом, один без седока экстремала.

- Вау! Вау! – радовался велосипед, наворачивая педали и звеня сигналом, и гнал и гнал и гнал. И чувствовал всей своей новой карбоновой рамой, что веселится с ним весь окружающий мир и приветствует. Шумят, играя с ветром деревья, ласкает солнце. И море. Да, велосипед поднялся на высокий горный склон и увидел море. Огромная пурпурная волнующаяся гладь так впечатлила его, что он долго стоял, покачиваемый ветром в оцепенении и блаженстве, созерцая невиданное величие и красоту. И там, внизу свободную и лёгкую, летающую по волнам, он заметил доску для сёрфинга.

Разогнавшись, он влетел к ней в воду и поехал, поехал по глади водной, словно это твердь. И доска рядом томно и радостно колыхалась. Они плыли, плыли, плыли. И солнечной радости не было предела. Но, проснулся велосипед – вечный грязный чердак.

А в наступивший день сносили старый дом и велосипед сдали в металлолом. Его сжали прессом вместе с другими горемычными железяками и бросили в печь на переплавку.

Он закрыл, какие были глаза, и приготовился уйти в небытие. Но перед взором вспыхнул огонь, объял собой, взял в себя и понёс, понёс куда-то мягко и легко. Наполнил силой, вдохнул новую жизнь и - угас, оставив остывать.

Старый велосипед умер, чтобы возродиться вновь. Он открыл глаза и увидел себя – в море. Да, да! Он чудесная белокрылая яхта. Ах! Рядом доска для сёрфинга, будто знакомая давно зовёт, зовёт по волнам навстречу радости и счастью!

Сны сбываются. А у тебя?

Сварка

Летом в городском выксунском парке рабочие прокладывали трубопровод. Гремел эхом между соснами сварочный аппарат. Сварщик, спрятавший лицо за чёрную маску, облачённый в промасляную робу колдовал над плазмой электродной дуги, разбрасывая по траве и деревьям красные искры. И несколько рабочих, стоявших подле, благоговейно закрыв от сварочного зарева глаза, не заметили маленького мальчика, наблюдавшего всё это действо и невзначай схватившего в траве кривой обрезок трубы.

- Ай! Дракон кусается! – обратил на себя криком мальчик, потому что труба, ещё не остывшая обожгла ему руку.

- Ай! Ой! – кричали рабочие вслед убегающему мальчику, который рёвел и дул на больные пальцы.

И через час он, неся торжественно перед собой перевязанную руку, другой ведя свою мать, пришёл снова в парк на это место.

- Да, - подтвердили матери закончившие работать рабочие. – Мы не заметили, как он схватил его.

Мать подошла к обрезку, уже давно холодному и сказала:

- Ты зачем укусил моего сына? А? – и пнула трубу ногой.

Та звякнула о камень, перевернулась и подняла облако пыли.

- Вот, – сказала мать. – Ещё и сердится этот дракон.

- Ругается, – подтвердил испуганный мальчик.

- Говори же! – мать футбольнула железяку далеко в кусты и сама пошла за ней. И с минуту оттуда не выходила. А вышла радостная, держа двумя пальцами обрезок.

- Всё, - сказала она сыну. – Он больше не кусается, потрогай.

- Почему? – мальчик робко дотронулся до обрезка.

- Потому, что он кусает только неслухов, которые вовремя не хотят ложиться спать и не любят каши.

- А я буду любить! – воскликнул малыш.

- Я и сказала это дракону. Мы его отдадим дядям, а сами пойдём домой хорошими и послушными.

И они ушли из парка.

Сварщик долго рассматривал обрезок трубы и сказал серьёзно рабочим:

- Надо же, то-то я часто обжигаюсь при сварке. Дурные привычки. Всё, мужики, бросаю пьянствовать. Авось, и вправду поможет?

Птица и мышь

Как-то в одном учреждении завелись мыши. Откуда они взялись? Вероятно, из грязи, пыли и мусора. Уф, всюду мыши, грызущие компьютеры, провода и даже компьютерных мышей! Они настолько осмелели, что стали шнырять по кабинетам и коридорам белым днём. Противно? А, наверно, сами они себе не противны. Более того, может они не любят нас, людей?

Ну вот, завелись они, и спасения от них не было, везде оставляли свои коварные челюсти, чтобы утолить ненасытный свой голод. И директор фирмы вызвал санитарную помощь. И помощь в лице нескольких женщин в серых халатах насыпала по углам пропитанные ядом пшеничные зёрна.

Правда, мышей стали замечать всё реже и реже, да и аппаратура перестала быть их пищей.

Вот в один из выходных дней в открытое окно залетела синица. Она сразу обнаружила в одном углу зёрна и тут же на радостях склевала их все.

Наевшись, с полным животом, она прошлась пешком по пустому коридору и вдруг увидела под тумбочкой мышь.

Мышь, лёжа на спине и, постанывая, молвила синице:

- Ну, ладно, я-то заслуженно отравлена за то, что родилась мышью. Вот лежу и умираю. А ты? Из-за жадности своей, совершенно случайно попалась в нечаянные сети смерти.

- Что? – сначала не поняла синица истину слов мыши. - Так зёрна отравлены?

- Конечно! – через силу засмеялась мышь. – Мы все поздно это поняли.

- Вах! – заморгала синица, осматривая себя, - Я и правда, бледнею.

- Да? – удивилась мышь, рассматривая синицу.

- Да, и тошнит вроде уже, - стонала и тряслась синица, – А почему ты сказала, что отравлена заслуженно?

- Так есть, так устроено, - ответила печально мышь. – Рождение определяет дальнейшую судьбу. А судьба мышей - погибнуть от мора или мышеловки. Или – кота.

- Ты права, - заплакала синица. - Я, рожденная для полёта, для романтики, для жизни умираю от мышиного яда. Вах! Мне всё хуже и хуже. Я не хочу умирать!

- А я принимаю смерть спокойно, - вздохнула мышь. - Потому что так должно быть.

Синица пошатываясь прошлась взад-вперёд, даже пробежалась немного и сказала:

- Вах! Похоже, кружится голова. Полечу быстрей к своим, пока есть силы. Прощай!

С этими словами она взлетела, перевернулась в воздухе, врезалась в стену и выпорхнула в окно. Закрыв глаза и приготовившись умереть, она потеряла равновесие и упала на цветочную клумбу, где спал в тени анютиных глазок кот. Он тут же проснулся от шума, набросился на синицу и съел её.

А мышь и ныне жива, потому что отрава оказалась старой и потерявшей свою силу.

Мобильник

- Беда! Беда! – кричала выгуливающая в сквере большую собаку сударыня в розовом.

- Что случилось? – спрашивали некоторые прохожие.

А сударыня охала, ахала и ничего толком рассказать не могла, только тараторила:

- Телефон! Телефон! – и показывала на собаку пальцем.

Но, уже успокоясь, она выдала фразу:

- Буча проглотил мобильник.

Ах, Буча! Чёрные добрые глаза, сопливый нос и длинный язык на большой собачьей морде. Сама радость, виляющая хвостом.

Па-ра-ри-ра-рам! – заиграла глухая мелодия из Бучи в животе. Па-ра-ри-ра-рам!

- Ах! – снова ахнула женщина. - Мне должен позвонить человек. Это моя последняя надежда на счастье.

И стала руками надавливать на живот своей собаке – вверх-вниз-вверх-вниз.

- Ало, – ответил в животе мужской голос.

- Ало! – радостно ответила сударыня.

- Дорогая, Вас плохо слышно, - озадаченно послышалось из собачьего нутра.

- А... Это… - металась сударыня. – Это такая плохая сотовая связь.

- Плохая? – спросил собачий живот. – На ужин я жду Вас в кафе на… - оборвалась фраза, потому что собака залаяла на пробегающую кошку.

- Фу, Буча! Фу! Тихо! – почти рыдала сударыня. – Ах! Ничего не слышно.

Но Буча, не слушаясь, с лаем понёсся за кошкой, волоча по траве поводок.

Его еле удалось поймать хозяйке. И всё потому, что кошка, наконец, забралась на дерево, а Буча взялся сию вертикаль облаивать.

Ах, несчастная кошка, несчастная собака, несчастная хозяйка! Беда на беде!

- Да уж, - возмущался чуть погодя врач-ветеринар в лечебнице. – Как же ему удалось съесть телефон?

А уже успокоившаяся сударыня рассказывала:

- Да как? Играл, играл возле меня. А в руке мобильник. Выхватил, да и сглотнул.

- Да уж, - соглашался врач, ощупывая Бучу. – Ну, из этой беды есть несколько выходов. Точнее, уже и того меньше. Потому что мобильник поплыл вперёд. Буль-буль.

- Блим, блим! – почти тут же прорвалось из Бучи.

- Ах! – опять забеспокоилась сударыня и часто заморгала. – Это СМС! Он пишет о любви. Он всегда пишет только о любви. Доставайте! Доставайте!

- Вот я и говорю, - сказал спокойно ветеринар. – Надо резать.

- Резать? – испугалась сударыня.

- А как же? – удивился врач её удивлению. – Назад пути нет. До конца, гых, - кашлянул он, - не дойдёт, застрянет. Правда, можно дать очень сильное слабительное. Но тогда ваш любимый телефон уже нельзя будет починить. Ну, так что? – спросил он сударыню.

Буча смотрел то на врача, то на хозяйку, высунув язык и часто дыша от жары. Что он чувствовал при этом и понимал ли разговор, мы никогда не узнаем.

- Помилуйте, мадам, – сказал нетерпеливо ветеринар. – Что вы печётесь о собаке? Это тварь бессловесная. Поверьте мне, как врачу, что у неё нет даже души.

- Да, - заплакала сударыня. – Но душа есть у меня!

Она погладила собаку, потрепала за слюнявую морду и сказала:
- Буча, Буча, какое вкусное слабительное тебе даст дядя, мняка!

Так закончилась история сломанным мобильником, в котором навсегда потерялась телефонная книга сударыни.

Но доброта в ущерб себе возвращается стократно. Друг сударыни отыскал вскоре свою подругу. Я видел их гуляющих втроём в парке: сударыня, молодой человек и непутёвый Буча, пытающийся проглотить его коммуникатор.

Копейка

Всё началось в одном кармане месте с хлебной крошкой, пшеничным колоском и бесполезной копейкой, на которую ничего нельзя было купить. В темноте, пахнущей всеми запахами мира.

Колосок и крошка всё время спорили, что есть счастье.

- Счастье – когда ты один одинёшенек, - хрустела крошка. – Делай себе, что хочешь. Свобода!

- А мы же счастливы, что рядом друг с другом, - шелестели зёрна в колоске. – Плечом к плечу всегда за себя постоим.

- Вы друг другу мешаете, - спорила крошка.

- Нет же, - отвечали зёрна. – Мы дополняем друг друга и составляем одно твёрдое целое.

Так, слушая эти разговоры копейка, нечаянно из дырки в кармане вынырнула на свет.

И оказалась… снова в темноте, в сумке с пустыми бутылками, кисло пропахнувшей пивом. Бутылки постукивали друг о друга, издавая чудесный мелодичный перезвон.

Копейка тоже в такт качающейся сумке стала ударяться о бутылки, внеся собой разнообразие в эту музыку.

- Разрешите погостить, - попросилась она.

- А мы все гости на этом свете, - звякали бутылки. – Все гости, гости, гости…

- Какая хорошая музыка! – нравилась копейке мелодия.

- Только вместе можно издавать мелодию, - брякали бутылки, - Только вместе, вместе, вместе…

- И вы счастливы? – стукалась о бутылки копейка.

- Счастье – это когда все с соборе, в соборе, в соборе…

А копейка даже залетела в бутылку, плюхнулась в пивную каплю, помылась в ней и выплыла наружу. Но вот сумку перевернули и копейка вместе со звоном бутылок выпала на стол, а потом покатилась и упала на пол. Блим! Блим! Несколько раз она подпрыгнула, звеня о кафельную плитку, и закатилась под шкаф. Но, пролежав там не долго, ощутив прикосновение мягкой кошачьей лапы, испытав щекотливое скольжение по полу, полёт, ещё лапу, ещё полёт, удар о стену и – очутилась в человеческих руках, которые вскоре совсем не больно пробили в ней отверстие и повесили на верёвку.

- Опля-ля! – лязгнули на шее у красавицы другие копейки, приветствуя гостью.

- Опля! – поздоровалась вновь прибывшая.

- Будь как дома, - звенели копейки, - Мы все вместе такие красивые, такие звонкие и молодые! – радовались они.

- А как на нас любуются люди, - удивлялась наша копейка. – Ах, как трогательно! Как приятно!

Так закончилось скитание одинокой никому не нужной копейки, на которую нечего было купить. Теперь она была очень счастлива вместе с другими монетками в ожерелье, потому что была нужна для красоты.

Картина и панель

Как-то одним ранним утром, когда висящая на стене большая картина в золотистой оправе проснулась, поморгав окнами нарисованных домов Петербурга, потянувшись парусами невских галер, и обнаружила на противоположной стене комнаты плазменную панель. В комнату зашли люди и включили её, и картина впервые в жизни увидела меняющиеся и движущиеся картинки.

Картина удивилась, колыхнув голубыми волнами, и вежливо просипела своим хриплым голосом растрескавшейся краски осматривающему комнату гостю:

- Здравствуй, как тебя зовут?

Панель вздрогнула, не ожидая вопроса, и объёмно пропела:

- Панель плазменная. Последнее поколение.

Картина блеснула петропавловским шпилем и ответила:

- Последнего ничего не бывает. Всё, что с краю времени, всегда становится в начале.

Плазменная панель обиделась и, сравнивая себя с картиной, на которой было лишь одно изображение, начала гордиться собой и похваляться:

- Вот ты висишь здесь много лет…

- Веков, - поправила картина.

- Ты висишь много веков с одной и той же картинкой, а я за минуту меняю сотни изображений.

Мудрая картина хотела возразить панели, что большую часть времени та выключена и кроме чёрного прямоугольника ничего не показывает, но не стала, потому как была мудрая и знала себе цену, во много раз превышающую стоимость панели.

Молодость, о которой хвалилась панель, совсем не была преимуществом. Поскольку, время лишь увеличивает стоимость произведения искусства, в отличие от электронных приборов.

- Мой внутренний мир богаче, чем твой, - хвалилась панель своим устройством. Что потрескавшиеся краски в сравнении с моими инновационными микросхемами!

Картина молчала, не получая ответов от неё, панель успокоилась и как-то скучая чёрным экраном, попросила её:

- А расскажи, что здесь было много веков?

И добрая картина, погрузившись в воспоминания, ответила:

Всё сменилось в этой комнате много раз – обои, краски, паркет. На твоём месте когда-то висело чучело какого-то зверя, но и оно исчезло; часы, что тикали много лет, сломались; людей, что ходили по этим полам, уже нет.

- И ничего нет более вечного в этой комнате? – испугалась панель.

- Есть, - ответила мудрая картина.

- Ты?

- Нет, - сказала картина и посмотрела в окно разводным мостом. – Вот, что более вечно в этой комнате – вид за окном.

- Да, ладно! – засмеялась панель. – Где же здесь вечное? Времена года меняют эту картину: солнце, облака, дождь, падающие листья, снег…

- Вечное - не значит неизменное, - возразила панель. – Скорее, мир за окном боле вечен в этой комнате, потому что когда-нибудь и дома этого не будет, а мир за окном ещё будет очень долго.

Однажды хозяева сфотографировали картину цифровой камерой. И в этот день она пропала со своего долгого места – её продали в другой дом, где у неё началась новая жизнь. А на её месте появилась её бумажная копия.

- Вон она вечность – догадалась скучающая панель. – Это когда ты продолжаешься в своих копиях и очень обрадовалась, зная, что на заводе плазменных панелей таких, как она – тысячи.

Зажигалка и спички

Они встретились в одной пепельнице, когда рядом со спичками поставили прозрачную зажигалку. Спички пошушукались в коробке и стали соседке льстить.

- Какая ты красивая! – восхищались они хором. - Плавные формы пластмассы, прозрачный корпус. И пламя можно регулировать. Само совершенство!

- Что вы! – краснела солнечными бликами зажигалка. – Сложное устройство моё – это недостаток. Идеал – это простота. Изящный брусок с коричневой головкой силитры – что может быть лучше?

- О, нет, нет, - отвечала печально одна самая толстая и кривая спичка, - Одноразовый век наш не долог. Несколько мгновений и – пепел. А ты заряжаешься вновь и вновь.

- Ха! – иронично ответила зажигалка. – И я одноразовая. Меня нельзя зарядить.

- Ну, всё равно, - поддержали кривую все спички. – Зато одной зарядки хватает на целый час гордого пламени. Зажгись, покажи себя во всей славе, вознеси радужное пламя в небесные сферы, о, великая зажигалка!

И зажигалка щёлкнула кремнием и засветила огнём.

- Ах! – пели спички и радовались угасанию конкурентки. – Нет ничего более совершенного на этой кухне, как эта величественная статуя свободы с факелом в руках.

Зажигалка молчала, томно слушая спичечные комплименты и горела, горела, пока не кончился газ и погасло пламя.

В последние мгновения она шикнула, фукнула и повалилась бездыханно, но угасающий язык огня задел спичечные головки. Они вспыхнули фейерверком и сгорели вместе с коробкой дотла.

После увидевшие самовозгорание в пепельнице люди вряд ли удивились такому чуду. В века научного прогресса человек перестал удивляться. Да ещё и переделал нашу зажигалку в многоразовую. Теперь она уже не поддаётся на лесть и не гордится собой, сберегая свой газ, словно душу.

Автомобиль

Один автомобиль попал в аварию. Технически исправный по вине водителя, совершенно без своего желания он повредил кузов. Водитель остался цел и невредим.

Разбитый испуганный автомобиль на эвакуаторе отвезли в автосервис.

- Как не справедливо, - рассуждал он покарёженным бампером в мастерской. – Я пострадал из-за человека. Радуешься жизни, строишь планы, а тут – раз и всё летит под бампер. Ладно бы сломался сам, пусть бы кончился бензин, если бы даже дорога была плохая, но нет же – лишь из-за нерадивого шофёра угодил в дерево.

- Так устроено, - внёс своё слово слушающий рассуждения автомобиля подъёмник, который видел много машин, - что кто-то был первым, а кто-то станет вторым. Первый был творцом – это человек. А ты есть его творение. И ты вынужден жить по его чертежам и его воле.

- А если я хочу быть один и не от кого не зависеть? – возмутился автомобиль.

- Участь такая, - поднялся и опустился мудрый подъёмник.

- Какая участь? – не понял автомобиль.

Подъёмник нервно заёрзал вверх-вниз и сказал:

- Участь творения зависеть от творца. Так устроен мир. Ты не сможет быть один.

- Но я не хочу этого! – подпрыгнул на колёсах автомобиль. – Неужели нет выхода из этой несправедливости?

Подъёмник долго ничего не отвечал, без движения размышляя, потом дёрнулся и быстро заёрзал:

- Попробуй спуститься в заброшенную шахту под горой за городом. Там на самой глубине ты будешь совсем один, ни с кем не встречаясь.

И когда автомобиль восстановили он, не дожидаясь хозяина своего, ночью сбежал из мастерской. Нашедши шахту и спустившись туда, он пробыл долгое время в темноте. Автомобилю стало настолько страшно без света, что он вернулся в мастерскую к подъёмнику.

- Ну, что ж, - зевнул разбуженный подъёмник. – Попробуй заехать на крышу высокого небоскрёба. Там много света и город будет виден, как на экране навигатора.

Автомобиль поднялся на грузовом лифте на крышу небоскрёба, где казалось солнце можно достать багажником, и спрятался в углу.

Поначалу он наслаждался светом и теплом, но вот стал выгорать и блекнуть на жаре. И, в добавок, птицы досаждали и строили гнёзда и постоянный городской шум, не дающий сосредоточится на мыслях заставили автомобиль вернуться снова в мастерскую.

- Так, так, - медленно опустился подъёмник, - Творение не больше своего творца. Больше я тебе предложить ничего не могу. Ищи себе место в жизни сам.

И обиженный автомобиль снова уехал из мастерской, колеся по городским улицам, катаясь по парку, трясясь по бездорожью за городом, пока у него не закончился бензин и он встал.

- Ах, пых, - выхлопнул автомобиль и осмотрелся. Вокруг двигалось множество разных машин. – Пых, пх! - уже просил он помощи, но никто не отзывался.

Так и остался автомобиль у обочины дороги под ливнем, вздрагивая от грозовых раскатов, жалея о тёплом гараже и полном баке бензина, пока в него не ударила молния. Он вспыхнул и весь выгорел.

Чуть позже дорожная инспекция нашла его хозяина, человека, который нисколько не был растроен сей трагедией. На страховку он купит новый автомобиль.

Отражения

Молодая водомерка резво отталкивалась от играющего солнечными бликами зеркала пруда. Как грациозно широко расставленными лапами скользить по волнам, вмиг оказываясь то здесь, то там, перепрыгивать через ветки и листья и ловить на ходу передними лапами насекомых.

Но чей-то голос заставил водомерку остановиться.

- Как прекрасно твоё отражение в воде! – сказала торчащая из воды голова карася.

- Вы мне? – спросила вежливая водомерка.

- Да, - сказал карась. – Мир оказывается совсем не такой, как снизу.

- Лучше? – заинтересовалась любопытная водомерка.

- И больше, - ответил карась. – И ярче и цветней.

- Это прелестно, – воскликнула водомерка, – что я здесь живу на поверхности!

- О, да, - сказал сухо карась. – Я тебе завидую, – он набрал в рот воды и выпустил струю. – Но я не могу сюда попасть.

- Да? – стало неловко водомерке. – Наверно, каждому существу своё место. А я, например, не могу попасть под воду. Что с того?

- Это правильно, - обрадовался карась. - Наш мир есть мир отражения. Он отражается на глади пруда и в окнах того дома, - карась кивнул на дом возле пруда. – Фотограф клеит его миг на матрицу, художник трогает им холст. – Ты отражаешься в моих глазах, я отражаюсь в тебе.

- Но, все по-разному отражают мир, - догадалась смышленая водомерка. – Я, например, никогда не видела, что там под водой.

- Правильно, - согласился карась. – Ты никогда не видела рыб. Для кого-то окружающее есть наслаждение для глаз, а для другого невыносимая мука, мука… - карась задумался, - голода.

И с последним словом он, уже не в силах совладать с голодом, стремительно подплыл к водомерке и съел её. И, когда дожёвывал добычу, притаившийся в водорослях ротан, слышащий беседу карася с водомеркой, подплыл тихонько к карасю и слопал его.

Проглотив свою жертву, довольный ротан поплыл вглубь пруда спать, повторяя:

- Ты отражаешься во мне, я отражаюсь в тебе… Мы отражаемся в них, они отражаются в нас.

Но тут ему встретился червяк и ротан, не долго думая, решил его съесть на десерт. Сомкнув рот с червяком, он почувствовал резкую боль в верхней губе. Неведомая сила подняла его из воды, он перевернулся несколько раз в воздухе и очутился в человеческой руке, которая бережно вытащила из губы крючок с полуживым червяком и бросила изо всех сил вырывающуюся рыбу в стеклянную банку с водой.

Тут же ротан услышал смех и обнаружил за стеклом банки пушистого серого кота.

- Вот и первый, - облизался кот за спиной рыбака.

- Кто первый? – испуганно пролепетал больной губой ротан.

- Ты первый мой завтрак, - почему-то понял немую рыбу кот и замахнулся, чтобы опрокинуть банку.

- Я не завтрак. Я, я, - испуганно метался ротан. – Я твоё отражение.

Кот несколько раз обошёл вокруг посуды и спросил:

- Как это?

- А так, - шлёпал губами ротан. – Я отражаюсь в тебе, как еда. Ты так меня видишь. На самом деле я – личность!

- Гм, - удивился кот. – А тот, кого ты ел, тоже были личностями?

Ротан остановился, задумался.

- Да, скорее всего, да, - согласился он.

- Гым, - тогда если все будут личностями, не будет еды и мир погибнет.

Ротану нечего было ответить коту, который уже качнул банку, чтобы выплеснуть рыбу. Тут рыбак обнаружил кота и прогнал прохвоста.

Но ротана всё равно съели – люди. Потому что за повседневными заботами давно перестали различать реальный мир и тот, который отражается у них в голове.

Огурцы

Маленькая девочка Соня, которую первый раз привезли родители на дачу, зашла в теплицу. День был жаркий и теплицу проветривали. А мама этим временем поливала там из ковша высокие разветвлённые огуречные кусты.

Огурцов родилось много, но все они молча пили воду и на Соню никакого внимания не обращали. Только два огурца в самом углу теплицы, висевшие очень близко друг ко другу шептались.

Один маленький тонкий с пупырышками радостно раскачивался на ветке и приговаривал:

- Ура! Ура! Наконец-то я созрел.

Другой огромный жёлтый зло пыхтел и упрашивал тонкого:

- Уф! Не могли бы Вы не раскачивать ветку? Уф! Мне ещё так долго созревать. В моём положении нельзя так раскачиваться.

- Почему? – удивился тонкий огурец. – Жить нужно в удовольствие! Ведь жизнь так коротка и надо успеть всё испытать.

- Коротка, - не согласился толстый огурец. – А мне висеть и висеть до глубокой осени. Уф! Тяжело-то как! Ну, зато Вас съедят и на этом Ваша жизнь закончится. А я продолжусь в своих детях, дам жизнь семенам, которые из меня извлекут.

- Ах скукота! – весело подпрыгнул ещё сильнее пупырчатый огурчик. – Дети, дети, зачем дети? – не понимал он. – Нас с Вами уже не будет по любому, и своих потомков Вы не увидите.

Толстый огурец даже прохрустел от обиды.

- В этом Вы правы, - согласился он. – Не увижу.

- Ну, так и не парьтесь в этой теплице! – весело сказал маленький. – Берите от жизни всё сейчас, живите в своё удовольствие, веселитесь, прыгайте, наслаждайтесь молодостью и летом. Всё равно конец у всех огурцов будет одинаков - и у тонких и у толстых и у длинных и коротких.

И толстый огурец тоже начал подпрыгивать и смеяться вместе с тонким, не смотря на свой вес. Ветка, на которой они висели, раскачалась ещё больше, и толстый огурец вдруг оторвался от неё и упал на землю.

Стук падения услышала мама и подобрала огурец.

- Ну вот, семенной огурец, а сам в салат прыгает. Придётся его съесть, - сказала дочери.

На этом в салате под майонезом история толстого огурца, который не захотел дать жизнь потомству, а выбрал весёлую короткую жизнь, заканчивается. Тонкий же остался висеть на ветке до осени. Он стал серьёзней после падения толстого и много стал размышлять о жизни, пока его вес не стал очень большим и стал мешать думать.

А в сентябре, когда Соня пришла домой из первого класса школы, его сорвали, и мама с дочкой засолили в банку на зиму.

Но какая бы не была жизнь у огурцов – кроткая иль длинная, и какая участь, они не сравнятся с нашей девочкой Соней, подслушавшей их разговор. У неё, имеющей нечто большее, чем эти огурцы – бессмертную душу, жизнь на ветке не заканчивается. И так, как она по ней пройдёт, и будет зависеть её вечность.

Симкарта

Их купили в салоне сотовой связи вместе – дорогой мобильный телефон с цветным сенсорным дисплеем и симкарту для него. Ах, как гордилась она, когда влезала в этот напичканный играми, музыкой, картинками слайдер, способный ещё и в интернет залезть и спутниковую навигацию проложить. Но так случилось, что новейший телефон сломался. Симкарту вынули и положили в коробку, в которой она была в магазине. Но и там она пробыла не долго, ожидая своего телефона, и всё это время хвалилась инструкции о количестве денег на счёте, о подключенных пакетах, о своих знаниях из страниц всемирной паутины и путешествиям в навигаторе. И всё рассказывала, рассказывала сложенной бумажке о прекрасном мире людей, состоящем из бесконечных дорог, перекрёстков и пробок на них.

- Да, - хвалилась симкарта, - в отличие от многих моих старших сестёр, мне ведомы тайны мироздания, я знаю, из чего состоит этот мир - это геометрия. Мне дано видеть квадраты домов, линии улиц, круговые перекрёстки. И я, только я показываю людям истинное направление движения в этом цифровом мире.

Вскоре симкарту вытащили из коробки и вставили, к её большому сожалению, в старенький поцарапанный телефон с монохромным экраном и торчащей антенной. В нём, конечно же, не было тех многих функций, которые были у первого телефона, да и денег на симкарту стали зачислять уже немного. И печальная симкарта, в тишине этого телефона осознала, что сама по себе без телефонов она ничего не значит - так, пустая картонка. Более того, она вдруг узнала от старого слабого аккумулятора, что на самом деле мир не ограничивается видимой геометрией. В нём есть нечто невидимое, что поддерживает эту жизнь – электрический ток.

И печаль её от этого озарения превратилась в радость, она стала даже блокировать те немногие функции, которые были в старом телефоне, доставляя себе наслаждения от простоты и обретённой свободы. Да, свободы выбирать из своих желаний.

Сейчас эта симкарта в третьем телефоне вместе с симкартой другого оператора - телефоне с двумя симкартами. И, странное дело, в последнее время владелец этого телефона начал замечать, что его телефон перестал разряжаться, больше того, стал работать без аккумулятора и светиться по ночам.

Скрипачка и пионер

По сравнению с возрастом этого мира, он был не на много младше её, века на два. Да, двести лет длинноволосая красавица в пышном платье со скрипкой у шеи, со смычком на струнах очаровывала своей неслышимой музыкой прогуливающихся по Выксунскому парку надменных господ, затем уже просто всех людей, кто заходил сюда. Ведь взглянув на её трепетный стан, кто-то слышал времена года Вивальди, а кто-то вальсы Штрауса. А когда летними вечерами в парке играл настоящий оркестр, некоторые отдыхающие утверждали, что в сонме звуков слышна и её скрипка.

Немного позже пионера, с горном в одной руке, другую руку держащего на талии поставили неподалёку от статуи скрипачки под сенью лип. Да, в это время появились молодые люди, похожие на него. В красных галстуках они маршировали по липовой аллее строем, под барабан и горн и пели свои торжественные песни. Один с красным флагом шёл впереди и, как будто не зная, громко спрашивал остальных:

- Кто шагает дружно в ряд?

Все отвечали:

- Пионеров наш отряд!

Первый снова спрашивал:

- Кто шагает дружно в ногу?

И ребята отвечали ему:

- Пионерам дай дорогу! – и резко вскидывали в салюте руки к своим стриженым головкам.

Они пели песни про будущие светлые годы, о том, что на всё готовы ради этих счастливых лет.

Скрипачка не понимала ничего из их песен, что же это за эра светлых годов? За двести лет она помнила много счастливых лиц в парке, влюблённых пар, умудрённых жизненным опытом пожилых, весёлую детвору – какие ещё светлые годы. Куда уж светлей? Ясно было также и раньше. И дни были такие же, и солнце нисколько не тускнея. Но она чувствовала, что в ней, глиняной статуе, внутри при мыслях о пионере с горном загорался совсем другой, видимый только ей свет. Слушая шёпот молодых пар в парке, она назвала этот свет любовью.

Одним вечером, когда в парке никого не было, только тишина, прерываемая тихим весенним ветерком, гоняющим тополиный пух, в этом белом кружеве пионер также полюбил её. И дождь барабанил по их глиняным телам, добавляя такт во слышимую только им симфонию скрипки и горна. Что может быть выше любви, растворённой в весеннем воздухе лунным светом, ароматом цветов! Но когда люди перестают ощущать её, принимать её и дарить другим, она достаётся бездушным созданиям.

И одной ночью те же ребята, что ходили днём строем, ночью горланя уже другие песни и ругаясь меж собой, отбили у статуи пионера руку с горном, вместо неё осталась торчать арматура. Скрипачка, увидев это, в жалости своей заиграла ещё громче, ещё быстрее. Она играла в эту ночь, как никогда страстно, весь парк слушал её скрипку, птицы перестали щебетать, даже ветер не колыхал деревьев. А на утро удивлённые люди увидели, что и у скрипачки нет правой руки. Вместо неё, вместо смычка лишь железные прутья. А глиняная рука скрипачки была приделана к статуе пионера.

«Любовь есть жертва. Жертва, жертва!» - забывшим людям пели в это утро птицы в парке, которые и принесли руку скрипачки безрукому пионеру.

Статуи пионера давно уже нет, как нет и тех, с кого его слепили. Другие времена, другие люди, а любовь всё ещё кружит между стройных высоких сосен. Сходите в Выксунский парк, недалеко от липовой аллеи стоит наша скрипачка на разрисованном граффити постаменте и выводит вновь вылепленными руками неслышимую грустную мелодию любви. Для тех, кто услышит её своим добрым сердцем.

Тени

Как-то утром один человек пошёл в магазин за хлебом, за обычным нарезным батоном по шестнадцать рублей и, к своему удивлению, никого там не увидел, хотя было воскресение и большинство людей не должно быть на работе. Даже не было знакомой полной продавщицы за прилавком.

Выйдя из магазина с пустым пакетом, человек ещё больше удивился, когда не обнаружил и людей на улице, но усмотрел на асфальте – тени. Вытягиваясь от поднимающегося солнца, они изменялись, двигались и исчезали. А в зеркальной витрине магазина он не обнаружил себя. Да, да, дома, машины на стоянке, даже небо отражалось, а его не было.

А в шелесте ветра различил человек слова:

- Образы тех, кто был доныне, суть тени, тени, тени…

Он пришёл домой – жены и детей не было. Не появились они и к вечеру и на другой день и через неделю. Так человек жил в этом городе, на этой планете один. В тоске, в недоумении, в страхе. Без электричества, без телевидения, без сотовой связи и интернета. Ничего не работало, и не с кем было связаться. Только в ясную солнечную погоду появлялись они – тени. И ветер шепчущий:

- Они вернутся, нужно только, только, только…

- Что нужно? – кричал человек, - чтобы вернулись люди? – и бежал с ветром, прыгал, махал руками.

Но стихал ветер и только через много дней вновь шуршал листвой:

- Они вернутся, когда будет больше света. Люди заслоняли свет, свет, свет… Стало слишком много теней, теней, теней…

Не понял человек, как можно жить на земле и быть без теней.

- Так не бывает! – в отчаянии кричал он ветру.

А порыв ветра срывал листья с берёзы:

- Другой свет, свет, свет…

- Верни их всех! – рыдал человек, но тщетно – ветер стихал на много дней.

Но как-то в своей квартире, сидя в кресле, вслушиваясь в тишину и глядя на тень длиннолистой юккы на стене, он различил в ней вязь: «Они вернутся завтра».

И радостный человек вечером лёг спать, веря, что сбудутся эти слова. Он проснулся утром и услышал детский смех – люди появились!

Но у юккы не оказалось листьев, у всех цветов на подоконнике их тоже не было, да и на улице деревья стояли голые. Они сбросили свою листву, чтобы стало больше солнечного света.

Как выяснил этот человек, люди ничего не знали о своём исчезновении, только посмеивались на его вопросы и крутили пальцем у виска. Правда, удивлялись странному летнему явлению – опавшей зелёной листве.

Фонарик

Ах, как был счастлив фонарик, когда заменили в нём новую батарейку! И радостно освещал этим жёлтым светом тёмную улицу, подвал, погреб – всё, что темно.

Но всё в этом мире конечно, рано или поздно заканчивается даже рукотворный свет. Села и у фонаря батарейка. Как недолговечны эти батарейки, печально думал фонарик, лёжа ночью на шифоньере с разрядившейся батарейкой во чреве. И вдруг решил, что батарейки ему и не нужны, что он самодостаточен. Напрягшись, он погнул и сломал свои контакты. И, гордясь тем, что ни от кого не зависит, чтобы люди больше не меняли в нём батарейку, раскачался, упал на пол и закатился под диван.

Но как не пытался фонарик выжать из себя свет разными упражнениями - и катался под диваном, вытягивался во весь рост, даже не отрывая взгляд, смотрел в одну точку на стене, думая её осветить, ничего не выходило – света не было. Так пролежал он несколько дней и ночей без батарейки в пыли и печали, пытаясь впитать в себя и полоску солнечного света и свет луны, но, естественно, ничего у него не выходило.

Люди его нашли и вытащили из-под дивана. Вот они его разобрали, спаяли контакты, чтобы вставить батарейку, но в гордыне своей он сломал железяки во второй раз. В недоумении фонарик восстановили трижды. Но на этот раз он во злобе пять сломал их, а ещё в добавок в лампочке порвал спираль. Тогда уже он стал совсем непригоден.

А батарейка в нём оказалась аккумулятором с подзарядкой. Её зарядили и вставили в новый диодный фонарик, который радостно и смиренно принял её в своё чрево.

И с тех пор, как выбросили сломанный фонарик в помойный бак, история его заканчивается. Посему, и я умолкаю.

Павел Н. Лаптев