— А ничего, что тут недавно покрасили? — граффитчик Никита под ником Nomerz, не до конца веря в свою удачу, поглядывает на аккуратную розовую стену трехэтажного дома. — Ничего, — отвечает мэр. — Ты же хорошо нарисуешь. Мэр Выксы Игорь Раев на собственном внедорожнике возит по городу команду нижегородских художников. Накануне ребята обошли здесь все вдоль и поперек и выбрали несколько мест, где было бы интересно порисовать. И теперь мэр готов отдать им на растерзание любую подходящую поверхность.
У мэра, конечно, свои задачи. Он пытается переключить внимание граффитчиков то на висящие поперек улицы трубы теплотрассы возле 9-й школы, то на бетонный забор за новым автовокзалом. Но ребята все это решительно отвергают: им нужна вертикальная поверхность. И Раев без разговоров уступает им розовую стену на улице Красных Зорь, у самого въезда в город. Через полчаса местные коммунальщики привезут к стене леса, а если понадобится, мэр готов договориться с пожарными насчет лестницы.
Nomerz потом еще долго будет под впечатлением. А вернувшись домой в Нижний, напишет об этом пост в «Живом журнале». Его еще никогда не возил на машине мэр. И если давали какую-то официальную площадку, то долго и въедливо согласовывали эскиз. А тут все просто: выбрал стенку — пожалуйста, ткнул пальцем в эскиз — рисуй на здоровье.
Стена дома — это еще ерунда. За две недели в процессе подготовки к фестивалю «Арт-овраг» Игорь Раев позволил разрисовать главный выксунский торговый центр, техникум, железную башню на территории пожарной части и даже колонны ДК имени Ленина.
— Это просто какое-то волшебство, — изумлялся один из кураторов фестиваля Дмитрий Алексеев.
«Арт-овраг» состоялся в июне и собрал несколько тысяч человек. Все происходило в парке культуры и отдыха города Выксы — в овраге, склоны которого использовали как амфитеатр. Отсюда и название. Три дня подряд с полудня до полуночи здесь рисовали на заборах и на асфальте, читали рэп, показывали трюки на скейтах, учились делать скульптуры из скотча, рисовать иероглифы и граффити — все в одной тарелке: и арт, и музыка, и экстремальный спорт.
А разрисовывать городские сооружения к фестивалю начали еще в мае. Это, пожалуй, первый случай, когда провинциальный российский город пустил художников на свои улицы. Единственный прецедент — Пермь, но это региональный центр, реализующий пафосный проект по превращению себя в культурную столицу России. А тут заводской городок на окраине Нижегородской области.
Среда из подручных средств
— Нас жизнь заставляет это делать. Для таких городов, как Выкса, сохранить молодежь — вопрос выживания. Очень важно сделать так, чтобы ребята не уезжали в Москву, в Нижний Новгород, — объясняет Игорь Раев. — Для этого здесь должна быть полноценная городская среда. И молодежное искусство — показатель ее развития.
Со средой здесь вообще плохо. Город воспринимается как придаток к металлургическому заводу — большому, богатому, славному, но скучному, как все заводы. Местные пейзажи формируют заводские трубы и заводские же пруды, а каждый третий горожанин либо делает трубы сверхбольшого диаметра, либо трудится над созданием колес для железной дороги или корпусов для бэтээров.
Но мэру приходится работать с тем, что есть. Например, сейчас он вместе с руководством завода усиленно старается вернуть городу его историю — организовать музей-заповедник, включающий старые заводские корпуса, усадьбу сталепромышленников и оружейников купцов Баташевых и дома, которые они 250 лет назад построили для мастеров и инженеров. Другой проект — музей узкой колеи. Выксунская узкоколейная железная дорога общей протяженностью 97 км была, если верить Раеву, самой разветвленной в стране.
Так что уличное искусство — лишь часть стратегического плана по превращению Выксы в полноценный город. Уличная скульптура тут уже тоже появилась — это памятник сосне. Росла на перекрестке улиц Островского и Академика Королева сосна, знаменитая тем, что об нее все бились. Потом она засохла, и ее решили спилить. А рядом на аллее поставили памятник — абстрактную сосну, сооруженную из стальной трубы.
Теперь пришла очередь граффити.
— Мы видим, как преобразилось городское пространство, — радовался мэр на второй день фестиваля.
В ближайшее время мэрия планирует силами местных граффитчиков разукрасить и отвергнутый нижегородцами забор у автовокзала. В Выксе много студентов, которые домой приезжают только на праздники. А так, глядишь, увидят, как все красиво стало, и останутся насовсем.
Нижегородский стрит и модный арт
Стрит-арт стал лейтмотивом фестиваля «Арт-овраг» почти случайно. Организаторы из благотворительного фонда «ОМК-Участие» (ОМК — это Объединенная металлургическая компания, которой принадлежит здешний завод) долго думали, чем бы зацепить выксунскую молодежь. Изучали независимый общественный сайт «Виртуальная Выкса», который читают все в городе. В результате стало понятно, что молодежь цепляет экстремальный спорт: BMX (Bicycle Moto eXtreme — рисковые трюки на специально подготовленных велосипедах), скейты, ролики.
— Мы хотели сделать что-нибудь яркое, интересное для молодежи, как-то отвлечь ребят от наркотиков. Выкса — достаточно обеспеченный и благополучный город, но по числу наркоманов — один из лидеров Нижегородской области, — объясняет председатель попечительского совета фонда Ирина Седых. — А на сайте мы посмотрели видео, где сами ребята вытворяют невероятное прямо в городе безо всякого роллердрома.
Главным событием фестиваля стало открытие скейт-парка. А за спортом потянулось и искусство — рэп, граффити и брейк-данс, которые вместе с прыжками на скейтах и велосипедах составляют единую хип-хоп-субкультуру. Точнее, когда-то единую — рэп из уличной музыки уже превратился в серьезную индустрию: клипы крутятся по телевизору, многие исполнители собирают на концерты стадионы. А «уличность» осталась только элементом стиля.
BMX тоже вырос — стал олимпийским видом спорта. Что-то подобное должно было случиться и с граффити, да и происходит — буквально у нас на глазах.
То, чем к фестивалю украсили Выксу, — это уже не совсем граффити: техника другая. Рисовали на стенах братья-близнецы Андрей и Михаил Рудневы, больше известные как ArtBrathers. Они профессионалы, приехали работать за деньги, все их произведения оплачены и сделаны на заказ.
Зато и работа поставлена профессионально. Асфальтовая дорожка в выксунском парке культуры и отдыха ныряет в овражек. Будущий рисунок размечен на ней натянутыми нитками. Андрей и несколько волонтеров из местных ребят работают баллончиками. Миша корректирует брата, иногда подсвечивая лазерной указкой. Для сверки у него в руках распечатка с компьютерной модели. Он стоит в специальном нарисованном на асфальте кружке. Когда все будет закончено, с этого места можно будет увидеть на дорожке трехмерную картинку — рыбу, пускающую пузыри среди кувшинок. Это называется 3D-граффити.
А вечером в кафе братья показывают мне альбом со своими работами.
— Вот граффити для «Мазды», а это мы делали для «Клинского», — листает страницы Андрей.
Так уж вышло, что изрядную долю настенного искусства в России заказывают и оплачивают рекламщики. Многие рекламные граффити вообще нужны только для того, чтобы снять рекламный ролик. Их рисуют в каком-нибудь укромном месте, а после съемки уничтожают.
Съев ровно половину своих порций, братья меняются тарелками — они так всегда делают. В альбоме начинаются совсем другие работы: перерисовки гравюр Дорэ, портреты гелевой ручкой. В общем, ни улицы, ни хип-хопа.
Граффитчиками Миша и Андрей вообще никогда не были. Рисовали с раннего детства: и отец, и дедушка братьев — живописцы. Потом — художественно-педагогический колледж, институт по той же специальности. Биография скорее художников традиционных жанров, а не для нарушителей городского спокойствия.
От тега до искусства
На бетонной стене в парке культуры рисуют странного белого кота с красными глазами. Потом кота густо замазывают краской и рисуют заново, уже в другой позе. Напротив на штативе закреплен фотоаппарат. Рисунок сменится еще много раз, и из нескольких часов работы получится минутный мультик. Жанр этот вполне предсказуемо называется граффити-анимацией.
— Я начинал с граффити, но мне стало скучно: изобретаешь вариации шрифта — и все. Потом начал рисовать не шрифты, но и это наскучило, — признается один из ведущих анимационного мастер-класса художник Гоша.
В один прекрасный день Гоша взял краску и вместо того, чтобы, как полагается граффитчику, написать огромными буквами свой псевдоним Rise, нарисовал на стене большую картину с маленькой подписью. В тот раз Гоша-Rise изобразил гигантского гастарбайтера в красном жилете и с банкой «Ягуара». Потом появились такой же красно-белый бомж и полуголая женщина в сетчатых чулках.
Сейчас Гоша стесняется тех, как он считает, «немного вульгарных произведений». Стесняется вплоть до того, что старательно убеждал меня, будто пытался таким образом привлечь внимание общественности к незавидной доле социальных низов. Глядя на явно ернические картины, поверить в это непросто.
— Пробовал экспериментировать с картоном — тоже скучно, — продолжает он. — Сейчас занимаюсь граффити-анимацией, но уверен, что и это со временем надоест. Вообще мои амбиции сейчас лежат в области уличной скульптуры.
Уличный художник обычно начинает с тегов — хитроумных подписей в один цвет, которые он оставляет на заборах и стенах, в вагонах электричек и прочих неположенных местах. Потом переходит к классическому граффити. Затем пухлые пузырящиеся буквы постепенно уступают место изображениям. А дальше уже все индивидуально: либо полноценные картины на городских поверхностях, либо художник начинает активней играть со средой, либо вообще отходит от двухмерности. И все это уже очень далеко от первичных закорючек на стенах.
То же самое произошло и с самим стрит-артом. Начавшись с тега Taki 183, которым 40 лет назад шестнадцатилетний потомок греческих иммигрантов пометил станции нью-йоркского метро, он постепенно вырос в сложное самостоятельное искусство. А настоящее искусство всегда со временем выходит из поставленных ему рамок — даже если рамки эти поставлены не сверху, академиками и критиками, а улицей, то есть вроде как снизу.
Кошачьи метки
На улице Красных Зорь работа кипит. Пока меня не было, жители дома вынесли ребятам термос с кофе, а случайные прохожие сделали аж три заказа на граффити. Оставили телефоны — просят разукрасить два клуба и детский садик.
— Вы почему этот дом разрисовываете? Его сносить надо, там все трубы гнилые и вода в подвале. Кто вам разрешил? — Единственный агрессивный противник стрит-арта подошел к ребятам при мне. Но и его задор быстро угас: он представился Андреем, посетовал еще на коммунальщиков, а на прощание посоветовал нарисовать на стене Путина с Медведевым. Даже охранник, которого я допрашивал в парке, хоть и отзывался о фестивале скептически, под конец признался: «А все-таки ДК угарно разрисовали».
— Люди, которые к нам подходят, в девяноста процентов случаев настроены позитивно. Это всегда так. Часто бывает: рисуем во дворе, а какая-нибудь бабуля печенье выносит, — рассказывает Никита-Nomerz. — Я вообще не занимаюсь нелегальными вещами. Рисую открыто, днем, с сознанием того, что украшаю город.
Никите двадцать лет, он студент Нижегородского строительного университета, будущий дизайнер интерьеров. Поступил туда, потому что графический дизайн нигде в городе тогда еще не преподавали. Начинал как почти все граффитчики: в седьмом классе взял баллончик, придумал себе ник, подпись-тег, и начал повсюду ее тиражировать.
И сейчас, в свои двадцать, продолжает иногда ставить теги. Не на памятниках архитектуры, конечно: тег не рассчитан на массового зрителя. Более того, он от него зашифрован, это такая метка для своих. И автору абсолютно наплевать, как прохожий на эту метку отреагирует. Это не игра с пространством, не игра со зрителем.
— Это лайфстайл. Мы просто, как коты, метим территории, — объясняет Никита.
Граффитчикам-котам Nomerz посвятил серию трафаретов, благодаря которым черные коты буквально оккупировали Нижний Новгород, а сам автор даже немного прославился («РР» писал об этом в № 37 от 1 октября 2008 года). Про Никиту и его котов одно за другим написали несколько местных СМИ. После этого на нижегородских улицах появились трафареты, где съемочная группа берет у кота интервью.
Сейчас Никита вспоминает кошачью эпопею с неохотой: надоело. Больше всего он гордится своими рисунками на заброшенных зданиях — теми, где ему удалось использовать фактуру самого дома. Когда наполовину заложенный дверной проем превращается в лицо или круглые окошки старой кирпичной башни становятся глазами.
Этой зимой Nomerz попробовал себя совсем в новом жанре — участвовал в нашумевшей в интернете акции стрит-артистов против пьяного вождения. Январской ночью несколько ребят в Нижнем здорово обработали придорожный билборд. С одной стороны приделали ноги манекена, с другой — верхнюю половину туловища с рулем в руках и в колпаке Санта-Клауса, а рядом написали: «Здесь могло быть ваше тело». Импровизированная социальная реклама провисела четыре дня.
— Было очень холодно, пришлось несколько часов работать в снегу, — вспоминает Никита. — Один чувак — умный — догадался валенки надеть, а мы в кроссовках очень намерзлись.
Следующую акцию посвятили собственно снегу. Нашли место, где коммунальщики особенно схалтурили с уборкой, и рассовали по сугробам убитые сосульками «тела». Манекены сжимали в руках плакаты «Осторожно, снег!» и «Сход сосулек с крыши». Манекены скоро убрали, а снег в конце концов растаял сам.
Метод Тома Сойера
Директора Выксунского металлургического завода и вице-президента ЗАО «ОМК» Владимира Кочеткова «Арт-овраг» впечатлил. Он пообещал выделить художникам заводской забор.
— Цеха не отдадим, а забор у нас большой, пусть его местные ребята распишут. Пускай что угодно рисуют — главное, чтобы никакого криминала.
— А вы не боитесь, что все здешние ребята станут художниками и не пойдут работать на завод? — спрашиваю я.
— Не боюсь. Мы тоже мечтали быть летчиками и космонавтами, а стали металлургами. Это для молодежи такой способ самовыражения — граффити ведь научиться куда проще, чем классическому искусству.
Спорам о том, является ли граффити искусством, примерно столько же лет, сколько самому граффити. Когда десять лет назад я поступал в университет, эта тема была уже настолько затасканной, что обсудить ее предлагалось во вступительном сочинении по английскому. Но спорили тогда на самом деле не об искусстве. Спорили о том, нужно ли граффити запрещать или они вполне подходят для украшения заборов и скучных окраин. Аргументы тоже были далеки от искусства: вспоминали обычно о визуальной среде, о числе самоубийств в кварталах с однообразной застройкой. А само граффити рассматривали как подростковое увлечение, которое можно направить в полезное русло — на украшение города. Постепенно все сошлись на том, что для заборов граффити все же подходит. Надо дать подросткам краски — и пусть нам бесплатно заборы украшают. По методу Тома Сойера.
Возвращаясь из Выксы, гляжу в окно. Граффити начинают попадаться задолго до Москвы. Сперва редкие, потом чаще и наконец сливающиеся в одну разрисованную стену, такую же бесконечно однообразную, как бетонный забор.
Город, краска
В Москве мой выксунский знакомец Гоша обещал показать мне стрит-арт по-московски. Встречу назначил в модном кафе в центре.
На фоне его завсегдатаев Гоша с друзьями никак не выделялись — кто в кедах, кто в мокасинах, шорты с подвернутыми штанинами. Артур — с бородой и в желтых очках, Миша — то ли с короткой бородкой, то ли с сильно запущенной щетиной. И ни малейших следов хип-хоп-субкультуры.
Заросший Миша специализируется на кубах и квадратах. Может, например, нарисовать в заколоченном оконном проеме контрастный двуцветный квадрат. Или склеить из картона куб и оставить его где-нибудь на лавочке. Еще один любимый объект — старые скейты.
— Мы их раскрашиваем, а потом приклеиваем или прибиваем где-нибудь в городе, — объясняет Миша. — Зачем? Это как тусовка: кто-то пиво пьет, кто-то в боулинге играет, а мы — вот так. Когда настроение не очень хорошее, это может быть антидепрессантом. Художником я себя не считаю, художественного образования у меня нет, да и слишком громко это звучит. Я воспринимаю то, что делаю, скорее как уличный дизайн. Играю с городской средой.
Последний Мишин объект — лампа из картона. Он хочет повесить ее где-нибудь в темной страшной подворотне и таким образом эту подворотню преобразить.
Вообще агрессивные акции вроде фаллоса на Литейном мосту в Питере (арт-группа «Война») или Иисуса, показывающего «Fuck you!» на мосту в Екатеринбурге (арт-группа «Злые»), для отечественного стрит-арта скорее исключение. Обычно его месседж куда более добродушный: посветить прохожему, помочь инвалиду, призвать не садиться пьяным за руль.
— Это утенок по имени Леонид Агутин, он советует: «Пропусти слепого», — Артур, он же уличный художник Яеук, показывает фотографию стикера, наклеенного на пешеходный светофор. — Меня как-то очень зацепило, когда увидел, как слепой человек не мог перейти улицу. Я тогда нарисовал 50 наклеек с этим утенком, все разные, и расклеил их возле пешеходных переходов.
Утенок Агутин — один из персонажей Артура, которыми он активно заполняет городское пространство. Артур-Яеук совсем на граффитчика не похож. Хотя бы потому, что слушает металл. У него даже команда называется «Металлическая молодежь». Не какой-нибудь там Metal crew, а именно что «Металлическая молодежь».
— Как-то нас копы забрали за граффити — мы, пока ехали, начали рок-н-ролл вместе слушать, чуть не побратались в итоге, — вспоминает он. — Так что до отделения мы не доехали.
Правда, начинал Яеук, как все, с классических граффити, еще когда учился в колледже на часовщика. Часы надоели (механические он ненавидит до сих пор и носит электронные), и очень хотелось какого-нибудь творчества. Тут как раз подвернулся тематический фестиваль. Артура захлестнуло, но классические граффити надоели уже через год.
Сейчас он совершенно отвязался от традиционного уличного стиля и работает в свое удовольствие: рисует тонконогие мультяшные фигуры легенд рок-н-ролла, тиражирует «Леонида Агутина» и еще одного героя (синего, с зеленой бородой и в розовых носках), приклеивает к деревьям композиции из монеток. Даже подписи «Яеук» у него абстрактно-геометрические, так что обычный граффитчик и не разберет.
— Есть работы, в которые я вкладываю какой-то смысл. А есть как щелчок: вот, например, начал с круга, а получился заяц-каратист, — Артур показывает фотографию зайца.
Картонку с нарисованным на ней круглым зайцем он приклеил к стене дома недалеко от Трубной (важно было найти стену подходящего цвета и фактуры). Клеил минут двадцать, а провисела она совсем недолго — такие работы быстро срывают.
Эпилог
Ни один уличный художник не откажется бесплатно поработать на легальной площадке. Тот же Гоша как-то за неделю разрисовал пять московских тепловых пунктов — кирпичных домиков, внутри которых происходит взаимопревращение магистральной горячей воды и той, что течет в наших батареях.
Нелегальность в качестве главной фишки стрит-арта себя уже практически исчерпала: в области вандализма сложно придумать что-то новое — жертвами граффитчиков уже становились и самолеты, и памятники Ленину, а по всем странам бывшего Варшавского договора регулярно разрисовывают советские танки. Так что граффити постепенно превращается в нормальное искусство, где запретность отходит на второй план, а на первый выступает содержание.
Но может ли искусство ограничиться специально выделенной муниципалитетом трансформаторной будкой? В европейских городах для этого выделяют дома и целые районы, где можно рисовать официально. В Лиссабоне, например, расселенные и готовящиеся к сносу дома — законная добыча уличных художников.
У нас, увы, не так. Тем-то Выкса и интересна. Не тем, что там разрешили граффити, а тем, что художников решили не загонять в резервацию, а открыли для них всю городскую среду. И стали смотреть, что из этого получится.
