Салон красоты
Юрий Юрьевич давно уже собирался в
парикмахерскую, год прошёл, как стригся
последний раз. Да, так раз в год по весне
он и стригся. С юности ещё носил длинные
битловские волосы, привык к ним, привык
к усам, зрительно увеличивающим маленькую
верхнюю губу. И вся эта красота вкупе с
фетровой шляпой, большими тёмными синими
очками и пальто горделиво выделяли Юрия
Юрьевича из советской толпы. Так со
своей гордостью он и прожил до средних
лет без жены, без семьи – один.
— Как стричься будем? – спросила садившегося
в кресло Юрия Юрьевича маленькая худая женщина-парикмахер.
Юрий Юрьевич вопросительно посмотрел на неё
– мол, что, значит как – как всегда
«молодёжную», но, услышав, как парень
рядом заказал себе «теннис», тоже сказал:
— Теннис мне!
— Парикмахерша мотнула головой и накрыла
тело Юрия Юрьевича зелёной простынёй.
Потом она взяла в одну руку расчёску, в
другую несуразные ножницы, начала
расчёсывать шевелюру Юрия Юрьевича и скрежетать ножницами.
— Ну, вот, Андрюша, — сказала она минут
через пять молодому парикмахеру, который
стриг рядом парня под «теннис». — Мой
Бэу вчера заявляет: мол, при разделе
имущества я люстру заберу, сервант
заберу, ещё чего-то там заберу, представляешь?
— Ну, — протянул Андрюша, изящно крутя ножницами в воздухе. — А ты что?
— А я сказала: фигушки вот, всё ему забрать, как же!
— А он?
— Хм, а он: приду и заберу, потому что это
я заработал своим нелёгким таксистским трудом.
— Ха! — выдохнул широко открытым ртом
парикмахер Андрюша. — Таксистским
трудом! Знал я одного таксиста, так он
сволочью оказался, за копейку мог
удавиться. Любое телодвижение измерял
деньгами, гад такой! — и Андрюша начал
интенсивнее поглаживать обеими руками
своего клиента по волосам. Потом стал
зачёсывать и состригать ему волосы сзади.
— У Вас очень красивые волосы, Вы знаете? — сказал он клиенту.
Парень ничего не ответил ему, только покраснел
и увёл глаза от самого себя в зеркальном отражении.
— Ага, жалко даже состригать их, - продолжил настырный парикмахер.
Парикмахерша Юрия Юрьевича поему-то усмехнулась и сказала:
— Андрюша, ты всех клиентов у нас испугаешь.
Андрюша ничего ей не ответил и продолжил своё
дело. Так продолжалось ещё минут пять,
после чего парикмахерша почему-то начала
неприятно шмыгать носом.
— Вот так! — сказала она дрожащим голосом.
— А евонная мамаша, моего Бэу, тоже
заявила, что и Вадика она заберёт к себе,
мол, я некудышная мать, представляешь, Андрюш.
Так она всхлипывала, пытаясь одновременно
стричь и вытерать навернувшиеся слезы
рукой с ножницами и в один такой момент
ткнула Юрию Юрьевичу ими в глаз.
— Ай! — сказал Юрий Юрьевич, — чего Вы!
— Ой! — ойкнула парикмахерша. — Извините, ради Бога!
Юрий Юрьевич зажмурился, поморгал и застенчиво улыбнулся.
— Ничего! Вроде видит.
Парикмахер Андрюша и его клиент парень засмеялись,
но тут же остановились, потому как
неудобно стало перед Юрием Юрьевичем.
В следующей пятиминутной тишине продолжилось
стрекотание ножницами. Потом Андрюша
кашлянул и сказал своему клиенту:
— Виски прямые или косые будем?
Парень пожал плечами, рассмотрел себя в зеркале,
покрутив головой, и выдохнул:
— Да, прямые, пожалуй, ага.
— Знаете, — протянул ему Андрюша. — Вам
вообще пойдёт без висков, эдакая
американская причёска, как у здоровенных
потных нигеров в боевиках.
Парикмахерша пискнула.
— Фу! — сказала весело она. — Потные нигеры, гадость какая.
— Да, — вдруг сказал Юрий Юрьевич, заинтересовавшись темой. — Эти
американские боевики одна пошлятина. Принижают великие ценности до своих
низменных размеров. Вот и наши современные
деятели начали снимать такую же мерзость.
Включишь телик, а посмотреть и нечего,
одни убийства и секс. То дело наше
советское кино, где чистые и светлые
отношения между мужчиной и женщиной.
Где ж такие сейчас найти? — Юрий Юрьевич
посмотрел в зеркале на свою парикмахершу, на Андрюшу и его клиента.
Но никто из них не знал где найти такие
отношения сейчас, потому никто ничего
Юрию Юрьевичу не ответил. Только
парикмахерша вздохнула глубоко и
представила, что к чистым и светлым
отношениям неплохо бы ещё было добавить чуточку интима.
— Любви бы побольше! – сказала она об этом.
— Да, — согласился о своём Андрюша и,
подбрив клиенту опасной бритвой шею,
добавил. — Стоим мы как-то рядом на
автобусной остановке с другом, стоим и
разговариваем, и — ливень хлынул во
всю. И все, кто стоял забежали под навес.
А нам хоть бы что, дождь не замечаем,
только за руки держимся, обнялись. И
все, кто пробегают мимо – сырые, мокрые
нам завидуют. Вот такая была любовь, что и дождь не замечаешь.
Андрюшин клиент покашлял, поёрзал в кресле.
— Не отстраняйтесь, пожалуйста, а то я Вас
порежу, — сказал ему серьёзно Андрюша.
Клиент притих, только глазами в зеркале начал
пристально следить за движениями
андрюшиных рук, которые ещё немного
подравняли чёлку, смахнули кисточкой
с лица состриженные волосинки и сняли простынку.
—Двести рублей, — сказал Андрюша.
Клиент встал и достал бумажник.
—Дурь это всё, — сказал он, расплачиваясь. —
Нет никакой любви, а есть вот бабло.
— Да уж, — сказала ему многозначительно
парикмахерша. — Как в анекдоте — любовь
придумали русские, чтобы своим бабам
деньги не платить. Так пойдёт? — спросила
у Юрия Юрьевича о его чёлке, на что тот кивнул головой.
Она начала подбривать шею Юрия Юрьевича, потом и щёки.
— Андрюш, — предложила коллеге. — Хочешь,
я тебя познакомлю с одной девочкой?
Сказка. Фигурка, как у Дюймовочки. Ноги от шеи, грудь вот така…
Вдруг Юрий Юрьевич ощутил в левом ухе резкую боль и рефлекторно зажал его рукой.
— Ай-йа! — вскрикнул он сипло.
— Что, что? — крикнула и парикмахерша и увидела на своём клиенте кровь.
— Ай! — крикнула она сильнее, когда увидала на полу ухо Юрия Юрьевича.
А он вскочил с кресла и начал бегать по
маленькому залу. Все застыли и смотрели
на Юрия Юрьевича, не зная, что предпринять в этой ситуации.
Но вот Андрюша спокойно поднял отрезанное
ухо и бросил его в умывальник. Потом
остановил стонущего Юрия Юрьевича и
усадил назад в кресло.
— Что же Вы так? А? — причитал Юрий Юрьевич. – Как же Вы так?
— Послушайте, послушайте! — призвал его Андрюша. — Вот выпейте быстрей, — засунул в рот Юрию Юрьевичу флакон с туалетной водой.
Юрий Юрьевич почему-то послушался, быстро выпил целый флакон и громко при этом рыгнул.
Парикмахерша, с самого начала стояла с открытым ртом в шоке, тут очнулась и начала шёпотом что-то причитать.
— Смотрите-ка! — сказал весело парикмахер Андрюша. — Вам идёт так!
— Как? — не понял испуганный Юрий Юрьевич.
— В бинте. Ну-ка! — Андрюша достал из
тумбочки курительную трубку и вставил
в рот Юрия Юрьевича, сказав при этом, -
но чего-то не хватает, или скорее, что-то лишнее.
Он поднял валявшуюся на полу брошенную
парикмахершей кровавую бритву и быстро сбрил Юрию Юрьевичу усы.
— И кто теперь скажет, что это не Ван Гог! — воскликнул Андрюша.
— Как? — не расслышал Юрий Юрьевич.
— Ван Гог! Писатель, фу, этот, художник! — сказала весело парикмахерша.
И они с Андрюшей засмеялись.
— А я даже и денег с Вас не возьму, чего уж, — замахала руками парикмахерша.
— Да и вообще нечего с него брать деньги никогда. Приходите к нам задаром стричься! — предложил Юрию Юрьевичу Андрюша.
— Вот подфартило! — воскликнул клиент Андрюши, — может, и мне ухо отрежете, и я буду тогда бесплатно стричься.
И снова все засмеялись. Даже пьянеющий Юрий Юрьевич.
Из салона красоты он шёл домой с перевязанной головой, даже шляпу не надел, просто специально забыл её в салоне красоты. Во рту держал курительную трубку. Он
был весел. Ему нравился его новый образ великого живописца. Он думал о том, что в жизни даже неприятные моменты нужно использовать положительно и превращать
себе на пользу.
Юрий Юрьевич достал из кармана пальто кровавый пакет,
достал из него отрезанное ухо, выбросил
пакет в мусорную урну и, повесив ухо за
мочку на мартовскую ель, пошёл домой,
представляя, как его ухо начнёт новую
самостоятельную жизнь, сравнимую с
жизнью гоголевского носа. И, возможно,
он, Юрий Юрьевич даже встретит своё ухо
на улице, но, как будто не узнает его,
радуясь своей жертвенности. Ведь в
добрых делах пусть одна рука не знает,
что творит другая. И он, Юрий Юрьевич,
подставляя лицо тёплому весеннему
солнцу, затягивался несуществующим
дымом своей трубки и верил, что пожертвовав
свое тело для новой жизни, теперь будет
стоять на вершине добродетели, которая
и называется — любовь.
Конец
Павел Н. Лаптев
|
