В 2017 году ОМК провела оценку социально-экономического эффекта проектов, реализованных в ходе грантового конкурса «ОМК-Партнерство» за прошедшие три года в городах Выкса, Чусовой, Новосинеглазовский, Благовещенск. Коэффициент социального возврата на инвестиции (SROI) – 3,4:1. Это значит, что на каждый инвестированный ОМК рубль ценность полученных социальных результатов составляет более трех рублей. Оценку проводили специалисты фонда «КАФ».
Ольга Миронова, руководитель направления КСО АО «ОМК», рассказала «Филантропу», как проводилась оценка и зачем это было нужно.
— Среди российских компаний и частных доноров растет интерес к оценке результатов благотворительных программ. Как вы считаете, когда и почему стало так актуально оценивать корпоративные благотворительные программы?— Мне кажется, что оценке социальных инвестиций компаний уделяется пристальное внимание последние 3-4 года. Я помню, что Форум доноров объявил оценку главной темой 2015 года. Об этом многое говорилось, писалось. Наличие оценки влияет на рэнкинг «Лидеры корпоративной благотворительности», там есть специальный раздел об оценке эффективности благотворительных программ, одна из номинаций конкурса — «Подход к оценке социальных результатов благотворительных проектов и программ». В исследовании для «Доклада о социальных инвестициях в России- 2018» Ассоциации Менеджеров России тоже часть вопросов связана с тем, проводит ли ваша компания оценку социально-экономического эффекта своих программ в сфере КСО или нет.
Этот запрос идет со стороны профильных организации, теме уделяет внимание РСПП. Профессиональное сообщество тоже нас подстегивает, оценка отражается в годовых социальных отчетах, согласно принципам GRI.
И, конечно, совершенно не логично — вложить средства и не убедиться в том, что они помогли что-то изменить к лучшему.
Это как минимум. А еще с помощью оценки можно и нужно понимать — кому помогать, как помогать, что происходит на данном этапе и что нужно корректировать, чтобы достичь цели, какие результаты получены.
— Ваша программа реализуется уже более трех лет, и вы наверняка все про нее знаете, все детали, процессы. Почему вы решили оценивать социальную программу компании именно сейчас? Кто был в этом заинтересован? Какие задачи вы ставили?— Это совершенно нормально: в любом цикле оценка, мониторинг являются одним из важных этапов. В этом было заинтересовано наше направление по КСО. Потому что в 2015 году для нас было вызовом переходить к системным программам от адресной помощи в сфере корпоративной благотворительности, было много вопросов у руководства предприятий о том, нужно ли это? Зачем работать в партнерстве с НКО, с профильными министерствами и ведомствами, ресурсными центрами для СОНКО.
Нам важно было показать, что такое проектный подход, что он развивает малые города и поселки, что партнерство власти, бизнеса и общества эффективнее, чем поддержка по письму, потому что учитываются интересы предприятия, администрации, местных сообществ, сотрудников. Кроме того, процесс принятия решений по поддержке того или иного проекта становится прозрачным. Конечно же, мы готовили отчеты по итогам «ОМК-Партнерство» каждый год, но это был лишь наш взгляд и видение. А важно было посмотреть, что происходило с благополучателями, сотрудниками-волонтерами в процессе реализации проектов.
— Думаю, многим интересна механика, как принимается решение на проведение такой работы, ее бюджетирование. Сложно ли донести до руководства необходимость проведения оценки? Это же всегда увеличивает расходы на программу. Было ли это понятно всем участникам, всем внутренним заказчикам, в том числе в регионах, или вам пришлось как-то убеждать?— Ну, конечно, это было абсолютно не понятно – ни регионам, ни руководству. Есть некое удивление, что благотворительность можно оценивать. Нам было непросто, согласовывали в несколько этапов.
Нам повезло, потому что председатель правления АО ОМК возглавляет комитет по КСО, поэтому мы смогли доказать пользу от проводимой оценки грантового конкурса «ОМК-Партнерство». И для нее было понятно, для бизнеса понятно, что оценить программу можно.
О методике— В России уже сформировалось сообщество организаций и специалистов по оценке, которые применяют те или иные подходы к оценке программ. Что вы изучали, когда готовились к заказу этой работы, как вы формулировали задание, какие рассматривали подходы, практики?— Действительно, мы провели небольшой тендер и рассмотрели четыре организации, которые проводят оценку социальных и благотворительных проектов.
Мы дали техническое задание, запрашивали информацию – какую методику используют, как собирают данные, какой будет в итоге отчет, какие качественные и количественные показатели мы увидим.
Грантовый конкурс – это достаточно простая штука, где есть цели, задачи, есть определенные направления и есть конечный благополучатель — некоммерческое или муниципальное учреждение. Мы и сами собираем определенные данные — количество проведенных проектов, благополучателей, софинансирование, а также качественные показатели – развитие организации, развитие корпоративного менеджмента. И тем не менее нам было интересно посмотреть социальный возврат на наши инвестиции, то есть как мы повлияли, как наши вложенные средства повлияли на развитие того или иного региона, тех самых благополучателей. Смотрели с этой точки зрения.
Что я увидела как заказчик. Действительно, много организаций, которые когда-то учились у ЮНИСЕФ, у ТАСИС, у Еврокомиссии, когда реализовывали большие проекты. Например, проекты IBPP, где их учили, как оценивать. И поэтому наиболее продвинутые, как мне кажется, в этом направлении организации реализовывают большие программы в сфере профилактики сиротства. Здесь можно найти и оценить все, что угодно.
— Вы провели оценку с применением подхода Social Return on Investment — социальный возврат на инвестиции (SROI). Это довольно новая для России методика, правда, уже успешно применяемая в других странах. Почему вы сочли этот подход наиболее подходящим?— Социальный возврат на инвестиции (SROI) — подход, который позволяет измерять ценности в широком смысле слова и учитывает социальные, экологические и экономические издержки и выгоды. Методика SROI дает возможность проанализировать изменения, существенные для людей и организаций, которые их совершают и для которых они совершаются, и представить их в денежном выражении.
Таким образом мы можем рассчитать соотношение «затраты–выгоды». Например, в нашем случае получилось соотношение 3:1, и это означает, что, вложив в некий проект или деятельность один рубль, мы получили три рубля в виде созданных этим проектом ценностей.
К тому же с помощью этого подхода удалось подтвердить эффективность партнерства бизнеса, власти и общества при реализации благотворительных программ и подтвердить эффективность социальных инвестиций.
Еще в 2015 году Фонд «КАФ» провел специальную встречу для представителей бизнеса, фондов, где представил результаты анализа социального возврата на инвестиции (SROI) по программе «Будь здоров!», которую CAF Россия реализовал при финансовой поддержке компании «Монд’элис Русь» и Mondelēz International Foundation с 2007 года. Это была презентация с раскрытием результатов, методики, эффекта. Именно это во многом подкупило, так как понятно было, что компания получит в результате оценки, цели, этапы проведения. Более того, тот отчет подготовлен в 2015 году CAF Россия и прошел верификацию Social Value International на предмет соответствия принципам SROI. Это вызывает доверие. И SROI позволяет понять изменения в различных группах благополучателей. И это тоже совпадало с картинкой нашего грантового конкурса, поэтому выбрали это.
— Почему так важно понимать, какие изменения произошли у конечных благополучателей? Собственно, это же довольно сложно – погрузиться в то, как меняется жизнь в регионах в результате конкурса. Почему так важно именно глубоко изучать этот вопрос? Кому это важно?— Грантовый конкурс действительно адресован различным заинтересованным сторонам. И без детального погружения в те изменения, которые у каждой группы возникают, это бессмысленно. Ради чего? Просто чтобы раздать деньги? Концепция такая, что мы реализуем свои социальные, благотворительные программы с целью устойчивости наших регионов присутствия. И если мы проводим грантовый конкурс, то мы ставим задачи развития наших благополучателей – в социальном проектировании, в фандрайзинге, продвижении своих проектов, в перерождении благотворительных проектов в социальном предпринимательские. И важно понять, происходит это или нет. Поэтому и проводится оценка.
О результатах— Какие результаты вы получили в результате оценки? Что из полученной информации для вас стало самым полезным, интересным, может быть неожиданным?— Для нас были удивительными те изменения, которые произошли с самими благополучателями, с сотрудниками и волонтерами. Потому что мы ставили одни цели и задачи — рост мотивации, вовлеченности. А в результате проведения оценки мы получили незапланированные нами эффекты. Например, мы увидели, как сам проект влияет на жизнь волонтеров. У них появились совершенно новые навыки и компетенции — организаторские, социальные. Человек говорил, что раньше я не мог общаться с администрацией городов, то сейчас мне достаточно легко.
У кого-то поменялась карьера, карьерный рост. Кто-то стал депутатом, кто-то по общественной линии продвинулся. Например, один наш волонтер стал председателем КТОСа, другой – депутатом или по общественной линии продвинулся. Людей стали замечать на уровне города.
Конкурс помогает активным людям проявить себя, обратить внимание не только сотрудников и жителей, но и руководства города и региона. Например, волонтер завода в Выксе реализовал яркий проект «Выкса на зарядке!», который стал очень популярным в городе, сотрудник завода и его семья получили известность и уважение жителей.
Удивили местные муниципальные учреждения, самые «отсталые», как нам казалось, участники конкурса. Оказывается, «ОМК-Партнерство» для них дало прорыв в социальном проектировании, фандрайзинге, продвижении их проектов в СМИ. Хотя со стороны казалось, что это настолько ригидная масса, внутри которой ничего не происходит. И мы уже были готовы отказаться от поддержки муниципальных учреждений. Но оценка показала, что они просто не могут конкурировать с НКО, но изменения у них гораздо значительнее, и для них нужно делать новую номинацию.
Для нас было удивительным, что администрации заметили некоммерческий сектор как партнера. Наладилось взаимоотношение некоммерческого сектора именно с администрациями городов, они увидели в них реальную действующую силу.
НКО малых городов и поселков, где находятся предприятия ОМК, стали интегрироваться в российское профессиональное сообщество, а у региональных НКО Перми, Нижнего Новгорода, Уфы появился опыт работы в малых областных городах, которые они могут тиражировать.
— Было ли что-то неприятное, что-то неожиданно негативное?— Было, конечно. Во-первых, не все ровно по городам: какой-то город наиболее активный, какой-то наименее активный. Например, Чусовой – социальный возврат на инвестиции выше, а в городе Благовещенске он оказался ниже. Хотя мы это предугадывали, но тем не менее это было не совсем понятно. Мы увидели те подводные камни и сложности, которые препятствуют развитию грантовых конкурсов в городах. Мы для себя сделали много организационных и управленческих выводов, скорректировали программу в этом году.
— Вызвал ли отчет интерес в регионах, на предприятиях, в компании?— Отчет – это мощный инструмент для коммуникации с различными заинтересованными сторонами. Прежде всего, мы представили результаты отчета в каждом городе во время презентации конкурса. Администрации городов проявили большой интерес к результатам, потому что интересно знать, что же говорят конечные благополучатели, как это повлияло на их жизнь.
Самим благополучателям (волонтерам и сотрудникам) было интересно посмотреть, как у них, и как в других городах и предприятиях. Мы говорили о результатах оценки на презентациях конкурса «ОМК-Партнерство» в феврале 2018 года, и цифры, данные, рекомендации вызвали большой интерес, в том числе и СМИ.
Как оказалось, отчет стал интересен региональным министерствам и ведомствам, отвечающим за развитие некоммерческих организаций, вовлечение бизнес компаний в программы устойчивого развития. Оценка, оперирование данными по социальному возврату на инвестиции дает возможность по-другому говорить о корпоративной благотворительности, о том эффекте, какой возникает от системных долгосрочных программах. Например, на конференции газеты «Коммерсант» в Нижнем Новгороде в конце апреля по КСО депутат Госдумы РФ Артем Кавинов назвал наш подход к корпоративной благотворительности «современным» из-за оценки социально-экономического эффекта грантового конкурса «ОМК-Партнерство» и активного вовлечения НКО в развитие регионов.
И, конечно, результаты интересны нашему направлению КСО, так как в оценке было много пунктов по развитию грантового конкурса.
О переменах— Эксперты считают, что важно уметь применить результаты оценки. Как вы применяете полученные рекомендации? Удалось ли улучшить программу, видите ли вы уже какую –то обратную связь на эти изменения?— Да, мы применили рекомендации отчета и начинаем корректировать программу. Во-первых, в 2018 году провели очную защиту для проектов-сотрудников, во-вторых, ввели отдельную номинацию для муниципальных учреждений. Они, как оказалось, сделали огромный рывок в социальном проектировании, но не дотягивали до уровня некоммерческих организаций, которые не могут конкурировать с НКО. В-третьих, дали обратную связь тем, кто не выиграл в ОМК-Партнерстве» с объяснением причин и информированием о других грантовых конкурсах и программах в их регионах. Люди не понимали, почему им отказали, каковы причины, в каком направлении нужно развивать их проект.
— Как часто, вы думаете, целесообразно проводить подобную оценку и публиковать результаты?— Я думаю, что раз в три года. Во-первых, в результате оценки даются рекомендации. Их нужно исполнить. В первый год мы могли исполнить несколько рекомендаций. Дальше у нас есть рекомендация по сборнику лучших практик. На это уходит следующий год. Есть рекомендация по увеличению времени на реализацию проектов. Это нужно тоже – переформатировать положение о грантовом конкурсе, согласовать. Проходит три года, и уже накопилась база данных, информация о том, что происходит с программами.
— Какую пользу вам принесли внешние консультанты? Вы же знаете программу, все цифры, процессы, всех лично знаете. В чем польза сторонней оценки?— Во-первых, это объемный процесс, и, конечно же, нашей компетенции не хватило бы провести в регионах присутствия. У наших сотрудников нет специальных навыков в регионах и даже в Москве, чтобы провести фокус-группы, оценку, расчеты, сбор данных и так далее.
Во-вторых, люди, которые участвуют в фокус-группах, при виде грантодателей, могут говорить не то, что они думают. И это будет не чистый вариант, потому что они будут бояться, что потом не получат средства.
В-третьих, внешний взгляд. С одной стороны, довольно болезненный и устрашающий, с другой стороны, он защищает от необоснованных внутренних оценок. Поэтому однозначно нужно делать внешнюю. Мы проводим внутреннюю оценку каждый год, в конце года собираем данные, смотрим цифры, считаем, но это не то качество, какое мы получили от внешних консультантов. В отчете мы увидели те направления и изменения, которые мы даже не планировали.
