Деревенская жизнь пока полна историей и традициями
Змеёй вилась речка и поселенье рядом с ней назвали Змейкой. Сегодня Змейка будто затерялась между двумя крупными посёлками округа Выкса – Дружбой и Досчатым. Нет своего магазина, клуба, школы. За продуктами и развлечениями ходят либо в первый населённый пункт, либо во второй. И газеты пишут про Змейку реже, чем о её соседях. По-этому для первой в новом году масштабной поездки по деревням мы выбрали именно Змейку. Здесь есть, о каких проблемах рассказать (что «ВР» и сделал в сегодняшнем выпуске на стр. 5), и есть чем похвастаться. История у деревни богатая. Погрузиться в её насыщенное событиями прошлое позволяют труды известного исследователя Владимира Леонтьевича Силаева.
Графиня приезжала с полными карманами конфет
Согласно «Переписной книге поместных и вотчинных сёл, деревень, дворов Унженского стана Муромского уезда» 1646 года деревня Змеица входила во владения боярина князя Якова Куденетовича Черкасского. Позднее Змейкой владели графы Шереметевы, Разумовские, а потом Уваровы. Последние запомнились особо – благодаря Прасковье Сергеевне Уваровой. Именно графиня на свои деньги построила в деревне школу – в 1903 году. Содержала учителей, лучших учеников награждала книгами, а иногда и самоварами. Долгое время местные помнили, как приезжала Прасковья Сергеевна в бричке, выходила и доставала из карманов широкой юбки пригоршни конфет, чтобы раздать их детям. Заботясь об образовании змейских крестьян и зная поимённо учеников, Уварова, высылая уставную грамоту на Туртапку, сделала приписку: «Если в Туртапке никто приложиться не сможет, то обратитесь к змейскому крестьянину Сорокину». О грамотности жителей деревни есть и более ранние свидетельства: в геометрическом плане Туртапки стоит подпись другого змейского крестьянина: «К сему плану … графа Петра Борисовича Шереметева по его просьбе крестьянин Гаврила Горшков руку приложил».
На момент освобождения крестьян в 1862 году (1861-й – отмена крепостного права) при деревне имелось 585 десятин и 46 сажен земли. (Казённая десятина – 1,09 га, владельческая – 1,45 га. Сажень – 2,13 м). Из них более 235 десятин было под пашнями, усадьбы занимали 10 десятин 1110 саженей.
К 1914 году количество частных домовладений выросло примерно в три раза. Работали бакалейная лавка Гусева и две бака-лейно-мелочных лавки – Сошникова и Сорокина (торговать перестали после 1918 года).
После революции Змейка и Туртапка были объединены в один сельсовет. В 1933 году в деревне был организован колхоз. Недалеко от речки разбили фруктовый сад. И сейчас на его месте растут яблони, сливы, вишни, правда, уже дикие.
Великая Отечественная война унесла жизни 88 жителей деревни. Хозяйство восстанавливалось тяжело. А в июле 1951-го, пока взрослые работали, из-за детской шалости случился большой пожар – сгорело около четырёх десятков домов. На восстановление давалась государственная суда, бесплатно выделялся лес, в первую очередь для тех, кто работал в колхозе. Остальным было тяжело, вспоминают старожилы. В те годы змейский колхоз уже начинал приходить в упадок. В 1953-м он слился с Туртапинским, в 1957-м вошёл в Выксунский сов-хоз. Школа в Змейке была закрыта в 1978 году. Сейчас её здание – частный жилой дом.
В церковь ходили в Решное 
Змейка сохранила имена не только аристократических родов, но и тех семей, что жили здесь, как говорится, испокон веков. Потому и жили раньше в деревнях так дружно – родственников много. Володины, Сорокины, Рассадины, Гусевы… Эти фамилии встречаются и в старинных документах, и на мемориале погибшим в годы Великой Отечественной войны, и в переписях населения. Тех, кто хорошо помнит Змейку полувековой давности, осталось немного, но они есть. Мы побывали в гостях у одной из старейших жительниц деревни Прасковьи Николаевны Зварцевой (в девичестве Володиной). И вот что она рассказала:
О войне и мире 
– В июне 1941 года я отдыхала в Шиморском санатории. Там и узнала о начале войны с Германией. Мой отец, Николай Иванович, Первую мировую прошёл, а с этой не вернулся. В той войне он старшим сержантом был, в этой взяли как работника батальона. Писал нам последний раз, что ранили в ногу, а больше писем не было: пропал без вести…
Имя Николая Ивановича Володина сохранено в пятом томе Книги памяти нижегородцев, павших в Великой Отечественной войне: «род. 1986 г., дер. Змейка Выксунского района Нижегородской обл. Рядовой. Пропал без вести, март 1943». А после Первой мировой и гражданской войн Николай Иванович вернулся домой в 1919-м, в том же году родилась и Прасковья Николаевна. В честь кого назвали ребёнка – спросить уже не у кого. Возможно, в память о графине Уваровой.
Во Второй мировой войне участвовал не только отец, но и муж Зварцевой. Среди старых снимков есть тот, где Николай Фёдорович сидит за столом в форме танкиста. После войны он одно время был председателем Туртапинского сельского совета. О том, чтобы его сняли, ходила ходатайствовать сама Прасковья Николаевна – времени на хозяйство и семью у мужа оставалось слишком мало.
– А вот кто возглавлял тогда колхоз – уже не вспомню. Сады были, да, ещё до войны – красивые. Но мы не там – мы, молодёжь, в лугах работали, на молотильнях. На месте Дружбы как раз молотильный ток был. Поработала я и на старом мартене, и на новом заводе. Всю жизнь в трудах.
О детстве
– В детстве, когда ещё жив был отец, он всё время говорил... Тогда на усадьбах только огурцы сажали, свёклу, морковь. Помидоров мы знать не знали. А участки-то вроде маловатые, картошку сажали, где чего. Отец нам с сестрой Настей всё говорил – пойдёмте разрабатывать сечи
(просеки). На Мещёрке были две такие сечи. Помогали корчевать пеньки, мотыгой помаленьку откидывали. Работать умели. Мы и в войну так жили – пожилых трудиться не заставляли. Старались всё сами, на молотилке вообще одна молодёжь трудилась.
Школу помню, четыре класса в ней училась. Преподавали тогда Анна Семёновна Рунгинс, Прасковья Яковлевна – по фамилии не помню. Хорошая была школа.
Дом этот – родительский. Раньше жили напротив. Ещё строили дом около клуба – сгорел. Бабушка в семье командиром была, что скажет, то и делали. Вот, например, посмотрит, что «девкам обувку надо», и велит собираться в Муром (туда на лошадях ездили). Привезут сапожки, и мы хвалиться бежим к деду Филатову. Тот почти слепой был, но обновки посмотрит и обязательно скажет – как красиво! Дружно раньше жили, хорошо друг к другу относились, совета и у нашей семьи спрашивали, и мы у соседей, свадьбы играли всей деревней. Сейчас не так уже.
Так вот. Дом строили и собирались было переезжать, а бабка и говорит: «Вербное воскресенье, не будем вещи таскать». Конечно, сделали, как она сказала. И хорошо, что не переехали – дом сгорел.
О вере
– Девчонкой ещё бегала пешком в церковь в Решное – на клиросе петь. Когда уже церкви рушить стали, мы иконы по домам после пения разносили, а за нами на лошадях ездили – смотреть, чтоб иконы не прятали. Вот как было. И была на клиросе ещё одна певчая, хорошая женщина, верующая. Когда колокол с колокольни снимали, лебёдки не выдержали. Колокол упал и земля вся затряслась, и женщина эта без сознания упала. Отнесли её домой.
Я всю жизнь была привязана к церкви. Здесь закрыли, так я в Муром ездила на пароходе или на поезде. Ни одного воскресенья не пропускала.
И как в каждой избе, в доме Прасковьи Николаевны есть красный угол с иконами. Живёт она одна, но с хозяйством справляется. Гостей любит. Главное её сокровище – чемоданчик с фотоснимками. Но показывает она не только их.
Как настоящая женщина, Прасковья Николаевна хранит салфетки и скатерти с выбитым узором, в шкафу аккуратно сложены платья и мужнины рубахи, некоторые сшиты самой хозяйкой. И всё это не просто бумаги и тряпочки – это годы жизни, следы давно ушедших дней.
Немного о ремесле
В дореволюционные времена, как пишет Владимир Леонтьевич Силаев, в Змейке жили небогато. Дома ставили деревянные, без кирпичных фундаментов, крыши крыли соломой. Со временем в деревне появились красивые строения с резными наличниками. Многое делали местные умельцы: рядом леса – с деревом работать здесь умели всегда. Вот, например, Николая Алексеевича Гусева нередко приглашали поучаствовать в строительстве. И не только:
– Санки делал, корзинки плёл, что просили, то и делал. А не будешь делать – спи тогда, валюта к тебе не придёт.
Когда Николая Алексеевича попросили похвалиться работами, он пошутил: «Если тебе показать: 96 зубьев – пила, её надо протащить… Сложно это. А вообще, ещё научитесь, и будете потом по базару ходить и работы продавать».
В доме хранятся санки – большие и маленькие, корзины. Они до сих пор в рабочем состоянии. О его замечательных изделиях помнят все старые жители деревни. Одну из работ вы можете увидеть на фото.
С более ранними змейскими поделками можно познакомиться разве что в музее: например, в музейной комнате библиотеки им. В.Л. Силаева хранится старинный берестяной туесок.
Деревни богаты историей. Города, те же бывшие деревни, меняются быстрее, старое замещается современным, требования времени перекраивают улицы, появляются новые районы и т.д. На селе жизнь течёт медленнее, притчи и предания передаются из уст в уста, оттого знания становятся какими-то личными. И вот сейчас в Змейке, вспоминая ту же Уварову, говорят о ней так, будто ещё вчера навещала она школу. Слушаешь, и начинает казаться, что вправду вот-вот заскрипит бричка графини. И сама история – только руку протяни: вот этот дом, где была школа, где училась и Прасковья Николаевна, отец которой (страшно подумать, сколько лет прошло) участвовал в Первой мировой войне, и она его помнит. В деревни надо ездить, и не только к родным, а чтобы просто почувствовать тот самый русский дух: удобренной земли, скошенной травы и распустившихся цветов, а зимой – горящих дров, старого дерева и свежевыпавшего снега.
Но и Змейка меняется: дома становятся современнее, идёт газ (прощайте, печи). Кто знает, как будут выглядеть деревни лет через 100, и сколько их останется в России? Надо успеть окунуться в былинное, русское, сказочное, героическое, трудовое прошлое.
Ксения Абдулхакова и Дмитрий Макаров при содействии Туртапинской сельской библиотеки им. В.Л. Силаева. Фото Дмитрия Макарова
